НА РАССТОЯНИИ, НО НАРАВНЕ
Виктор АСТАФЬЕВ, Валентин РАСПУТИН. ПРОСТО ПИСЬМА… / Составление, текстологическая подготовка, примечания Ольги Лосевой. – М.: Молодая гвардия, 2018. – 203[5] с.: ил. – (Библиотека мемуаров: близкое прошлое; вып. 30).
В этом эпистолярном сборнике впервые опубликованы более сорока документов, связанных с жизнью и творчеством двух крупнейших русских писателей последних десятилетий В.П. Астафьева и В.Г. Распутина. В составе «корпуса» основной блок содержит 35 писем Валентина Распутина, адресованных В.П. Астафьеву и его жене М.С. Астафьевой.
Небольшой томик открывают два мемуарных очерка. В.Я. Курбатов знакомит читателя с особенностями переписки двух писателей, рассказывает о тех трудностях общественной жизни, которые сопровождали, а порой и мешали общению двух прозаиков. Критик с присущим ему блеском и напоминает о трудностях, и показывает, как достойно они вышли из положения, избежав противостояния.
Они были друзьями и единомышленниками в главном, и это главное было важней и дороже заблуждений и ошибок. Кстати, в разделе «Приложения» в конце книги даётся фрагмент статьи В.Астафьева в «Литературной газете», где он объясняет свою позицию и друзьям и врагам, и прямо пишет, что не в его характере – и с юности – предавать старых друзей… А если вдруг они ссорятся, то это ссора семейная, и посторонних лиц не касающаяся. Разберемся, мол, сами.
Виктор АСТАФЬЕВ
Очень важная страничка, которая точно объясняет позицию В.Астафьева. Да, мы расходимся в наших взглядах на современную ситуацию в России, но остаёмся верны нашему общему посылу, остаёмся людьми в равной степени в тревоге за нашу Родину, за русского человека и за будущее…
Очерк научного редактора книги А.Ф. Гремицкой,– редактора 15-титомного собрания сочинений В.П. Астафьева и ряда других его книг,– посвящён как бы внутренней жизни астафьевского архива. Мария Семёновна, жена писателя, на протяжении всей их совместной творческой жизни создавала рукописный, эпистолярный и книжный архив. Да, и книжный. У Марии Семёновны стояли на полках все журнальные и книжные первопубликации писателя.
Марья Семёновна Астафьева за перепечаткой очередной рукописи мужа
В последний период жизни она стала частями передавать собранные материалы в государственные хранилища. А письма В.Г. Распутина, адресованные В.П. Астафьеву и ей самой, она подарила своему другу и помощнику А.Ф. Гремицкой. Стоит напомнить о том, что Мария Семёновна пережила мужа на 10 лет, и это были деятельные годы. Она скончалась в 2011-м. Свой очерк Агнесса Фёдоровна Гремицкая заканчивает удивительным утверждением. На её взгляд, творческое время Виктора Астафьева как бы продолжалось и после его ухода, и оно завершилось лишь со смертью его жены и соратницы.
Основной раздел книги составляет переписка Валентина Распутина с Астафьевыми. Удивительно, что при всей аккуратности и строгости отношения к содержанию и хранению материалов к биографии В.П. Астафьева, далеко не все письма даже из этой, сверх интересной и ценной переписки сохранились. Причём, существенные потери с обеих сторон. Впрочем, у Астафьева архив громадный, и по мере его описания, хранителями фондов, наверняка, ещё будут сделаны невероятные находки.
Интересно и то, что оба писателя – это очевидно – дорожат возникшим общением, относятся друг другу уважительно и осторожно. Хотя Астафьев более размашист, не всегда уместно ироничен, и, увы, не всегда прав в оценках и советах.
Вернёмся к книге, к той её основной части, в которой представлены письма Распутина В.Г. (не опубликованных я насчитал 35 вместе с письмами, адресованными М.С. Астафьевой), два неизвестных прежде письма В.Астафьева и пять писем от Марии Семёновны – Распутину.
Две мощные личности, два больших писателя через своё творчество были связаны одной сердечной мукой о русском народе, о будущем России… В самом деле, почему народ-победитель в войне с фашизмом не может одолеть общественную апатию, и вообще – устоим ли мы как народ в ближайшей исторической перспективе? Что происходит с русским человеком? Почему всё так, как есть? И почему не видно выхода из ситуации. Вопросы у каждого из писателей не риторические, а жизненные… Они упираются в главный: так что же нам, русским, с собой делать?!
– Сможем ли выстоять? – восклицал ещё в 1974 году Виктор Астафьев. – Как далеко зашла наша болезнь неподвижности?
В то же время оба писатели всё-таки надеялись на то, что выход есть и может быть найден, что свет в конце тоннеля вот-вот забрезжит.
Но каков он, путь к спасению? Именно подход к этому вопросу и оказался для каждого писателя свой и бескомпромиссный.
Впервые публикуемый эпистолярный корпус, условно называемый нами «25 писем», Валентина Распутина к своему старшем товарищу заметно отличается, от тех, что приходят от Астафьева.
С этими письмами мы знакомимся, ведь они только опубликованы. Я прочитал книжку пока всего два раза, а намерен её прочитать 22 раза. Она даёт основания для такого пристального внимания, для попытки комментариев к обретённым текстам, этому пристальному и увлекательному вчитыванию. Одно лишь слово «Хисар», а звучит таинственно, почти магически. Если знаешь, о чём речь, оно вызывает множество ярких картин и впечатлений, и многослойную волну воспоминаний из недавнего и незабытого прошлого.
Да, с каждым прочтением открываются новые смысловые узелки, ассоциации и собственное со-мыслие. Мы же современники этих замечательных мастеров русской прозы, мы жили в то же время и в тех же обстоятельствах, мы страдали теми самыми болезнями. Комментарии, рождает и своё мнение. Вспоминаешь и собственные переживания того времени, когда эти строки их авторы только писали.
Всё глубже входишь в смысл слов, сказанных эпистолярными собеседниками. Да, они, быть может, на вершине мысли, они в своём художественном пространстве более искусно владеют пером, более остро воспринимают действительность и её более смело и жёстко трактуют.
Они мыслят злободневно и эти их соображения обращены не только друг к другу, а как бы и ко всем нам, грешным, ибо болит душа у каждого из писателей, и не ищут они покоя. Эти письма рассчитаны на наше с вами внимание, а в их исканиях мы можем обрести себе опору.
Валентин РАСПУТИН
Если характеризовать эти прежде неизвестные письма В.Г. Распутина к Виктору Астафьеву, и астафьевские письма, то сразу заметна разница в подходах… У Распутина это письма человека сдержанного, владеющего своими мыслями и чувствами. Они даже чуть подсушены…
У Астафьева – это почти всегда вспышка, эмоция, поток сознания. Впечатления всегда как бы стихийны, всё идёт через эмоции и творческую накалённость.
Впрочем, самое первое сохранившееся письмо из ранней переписки от Астафьева может нас с вами и сильно удивить своей противоречивостью. Оно датировано 20 декабря 1974 года. Но к нему всё же требуется небольшая подводка.
В эпистолярном наследии В.П. Астафьева первые упоминания имени В.Г. Распутина относятся к 1970 году (письма отслеживаю по изданию: Виктор Астафьев. Нет мне ответа… М.: Эксмо, 2012).
Однако сейчас для нас важно письмо В.Курбатову за 13 ноября 1974 года. Там есть такие строки: «Валя Распутин написал что-то совершенно не поддающееся моему разуму, потрясающее по мастерству, проникновению в душу человека и той огромной задаче, которую он взвалил на себя и на своих героев повести «Живи и помни»… Ой, дадут они Вале Распутину за повесть! Он не просто палец, а всю руку до локтя запустил в болячку, которая была когда-то раной, но сверху чуть зарубцевалась, а под рубцом гной, осколки, госпитальные нитки и закаменевшие слёзы…».
По материалам, которыми располагаю, я более не обнаружил у Астафьева упоминаний о повести «Живи и помни» в ноябре и декабре 1970 года. Но вот 20 декабря он пишет упоминаемое выше новогоднее письмо Распутину. Именно этим текстом и открывается в книге «Просто письма…» эпистолярий двух прозаиков.
Астафьев в превосходных степенях оценивает новое произведение Распутина. Берём кусочки из текста… Целиком Вы прочитаете это знаменательное письмо сами. Итак, Астафьев пишет: «Я такой образцовой, такой плотной и глубоко национальной прозы давно не читал… Ты написал роман (конечно же, это роман) о трагедии войны, вот именно народной войны (подчёркнуто самим Астафьевым. – Ю.Р.), а то у нас всё это слово понимают и принимают в смысле массовости, ан смысл всего происходившего гораздо глубже. Где-то, ещё на фронте, я слышал… «вы тут хлещитесь, под пулями работаете, надеясь, что потом вас на руках носить будут, помогут вам в жизни. Ни хрена! Как всегда, победу отнимут у народа те, кто за вашими спинами скрывался… вас с говном смешают, сделают безликой массой, принизят ваше значение, оплюют ваш тяжкий труд на войне и в тылу…».
Примерно вот такое, в окопах, на передовой – там ведь нам свобода полная была, болтай чего хочешь… Это уже потом, отнимая «нашу победу», повысовывалось вперёд столько всякого народу…»
Этот эпистолярный гневный и продолжительный монолог в своём развитии выходит на образ распутинской Настёны, на размышления Астафьева над финалом самой повести… Именно финал Виктор Петрович вдруг предлагает автору переиначить. Мол, зачем ей, героине повести, погибать… «Твоей Настёне с ребёнком, да и вместе с мужем затеряться было в любом леспромхозе – тьфу! Раз плюнуть…». Прервём рассуждение Астафьева, оно продолжительное и столь же непостижимое.
Нет, невозможно поверить этим словам, этим советам, обращённым к молодому писателю. Что же, Астафьеву изменили художественное чутьё и вкус? Не знаю… Но могу допустить, что кому-то в голову вдруг закрадётся догадка о том, что блистательно написанная Распутиным повесть, могла вызвать у мастера прозы чисто человеческую зависть. Пишу об этом с сожалением и с обидой из Виктора Петровича.
К сожалению, мы сегодня не располагаем ответным письмом Распутина… Но, слава Богу! это затмение Астафьева было им самим и преодолено. В предисловии к отдельному изданию повести (Роман-газета. 1978, № 7), Виктор Петрович даёт развёрнутый анализ «Живи и помни», и ни коим образом, не упоминает о своём коварном предложении по переделке финала произведения. Называя «Живи и помни», лучшей, на его взгляд, повестью в литературе последнего десятилетия, он завершает статью таким обобщением: «Чистый тон и высота этого произведения обещают движение автора к вещам ещё более сложным, а читательское моё предчувствие подсказывает – может быть и эпическим».
Далее в сборнике идут ещё несколько астафьевских писем, но откликов на них мы, увы, не может прочитать, они утрачены.
Первое из сохранившихся писем Распутина датируется 14 мая 1976 года. Здесь раздумья о писательской доле, риторическое восклицание о «поперечных писателей» и неприятии их властью. Сам Распутин и разъясняет эту ситуацию.
«Господи, я вот обронил «поперечный», а какие мы… поперечные! Самые что ни на есть свои, родные, пытаемся иной раз говорить… Я читаю «Царь-рыбу» и думаю: а ведь сверху донизу негласно принят один закон: после нас хоть потом… И та же рука, которая подписывает законы об охране природы, подписывает в тыщу раз более страшные законы об её уничтожении. Писатели остались, кажется, единственные, кто ещё пытается говорить об этом…». Далее автор письма пишет о своём впечатлении от «Царь-рыбы», нового повествования В.Астафьева. «Я вроде неплохо знаю, как вы пишите, читал, кажется, всё, что было, но всякий раз не только поражаюсь, а и подавляюсь этой мощью и точностью, чувствую себя ребёнком, который впервые разинул глаза свои на мир божий. Не сдавайтесь, Виктор Петрович, не сдавайтесь… То, что отпущено Вам, ни у кого больше нет, и называется оно народность – в первом его не затасканном и не вывернутом наизнанку всякими учёными мужами смысле…
Вокруг сейчас все читают «Царь-рыбу» и звонят, брызжут в телефон счастливой слюной».
Замечательное письмо, и я рад, что вот прочёл, знаю теперь его содержание.
Далее идут ещё несколько писем Распутина. Но, к несчастью, не сохранились или пока не нашлись ответы на них.
В письме от 27 февраля 1978 года Распутин с восторгом пишет о только опубликованных новых глава астафьевского «Последнего поклона»: «это страницы, которые не нуждаются ни в каких оценках, это уже некое Вознесение письма, будто самостоятельное за труды Ваши, и осияние его. «Аще не будете как дети, не войдёте в Царство Божие». Это и к «Гори, гори ясно» относится, туда прежде всего.
А ещё я думаю, что теперешняя наша русская литература должна поставить памятник нашим бабушкам…
Каждый из нас, если не на бумаге, то в памяти должен бить и бить свои последние поклоны. Хорошо, что вы сделали это на бумаге, подвигнув на благодарную память многие тысячи людей, которые… без вашей силы и искренности, без Вашего магнетизма и не удосужились бы на эту память».
Хочется цитировать и цитировать, но, конечно, надо что-то и оставить для читателей, для их собственных поисков по страницам замечательной книги.
Пришло время сказать и об обстоятельствах некоей размолвки в 1990-е, в годы общественного безумия, когда брат снова был готов идти на брата…
Хотя переписка между Астафьевым и Распутиным прервалась, когда пути-дороги писателей вроде разошлись, со стороны Распутина переписка продолжалась, её адресатом стала Мария Семеновна Астафьева, жена Виктора Петровича. Этот сохраненный дружеский мостик общения оказался крепким и надёжным. Оставалась для Распутина и Астафьева постоянная связь и через В.Я. Курбатова, с которым дружба обоих прозаиков почти не прерывалась. А чуть позже возникла ещё одна надёжная скрепа, ещё одна активная и позитивная линия общения через издателя Геннадия Сапронова.
В сохранившихся письмах из переписки Распутина Марией Семёновной трудно делать обобщённые выводы. В них, естественно, снижен градус общественного накала. Её письма хоть и пространные, но значительной частью бытовые. Но всё равно содержательные и поучительные. Распутин как взял такую интонацию некоторой отстранённости и почтения, так он этого он этого и придерживает почти во всех письмах к Астафьевым. В эпистолярном общении с Марией Семёновной он чувствует себя свободней. Правда, эта часть переписки уже и менее напряжённая, и как бы на чуть другой волне памяти.
Впрочем, однажды Валентину Григорьевичу изменяет чувство сдержанности. Он раздражён (влияние политики) и удивлён тем, что Мария и Виктор, вспоминая свою умершую дочь Лиду, вину за это возлагают на общество, на государство.
Она – вчерашний солдат-фронтовик и она же теперь – молодая и неопытная мать… Потерявшая от недоедания молоко, потерявшая вскорости и ребёнка. На кого ей пенять? И разве кто может её за этот вопль осудить?
Всё-таки уже война, кончилась, и на дворе середина ХХ века. Почему умирают дети?!
Думаю, Марии Семёновне было тяжко читать этот упрёк от человека, которого она уважала и любила. Правда, распутинское письмо также содержало свою меру подобной боли…
Перечитайте, оба письма сами и сами решите, кто виноват, когда умирают дети…
А великая русская женщина Мария просто подавила обиду в себе, перетерпеть боль. Но ответила на июньское письмо только в августе, и не касалась тяжёлого для себя вопроса.
Мария Семёновна много пишет о чтении, о стихах. И ещё объясняет Распутина очень важный эпизод своей жизни: публикацию своей книги «Знаки жизни». Виктор Петрович узнаёт о книге только тогда, когда книга вышла и поступила в продажу. Мария ничего не пишет Валентину о том конфликте, даже скандале, который возник в семье по этому случаю. Но она настаивает на том, что всё описанное в этой повести – её горькая правда.
По вновь открытым, только опубликованным письмам В.Г. Распутина мы видим культурного, умного и сдержанного собеседника, который уважает своего vis-à-vis и хочет поддерживать с ним ясные, прочные отношения. При этом, повторю, это человек устоявшийся, имеющий своё видение жизни и обсуждаемых вопросов. Он сохраняет за собой право на полноту высказываний и суждений, на остроту оценок. И он почти сразу стал с Астафьевым вровень.
Даже в дни расхождения между ними сохранялась человеческая составляющая отношения. Так, в апреле 1999 года В.Г. Распутин поздравляет праздничной телеграммой Виктора Петровича с его 75-летием.
Как многолетний очевидец жизни Виктора Петровича могу утверждать, что во все периоды их отношений Астафьев оставался другом В.Г. Распутина. Более того, Валентин входил в тот узкий круг людей, которых Астафьев ценил, уважал и любил. К этому ближнему кругу я отношу Е.И. Носова, В.Г. Распутина, В.Я. Курбатова, художника Е.Ф. Капустина… Но и не только их. Круг был значительно шире.
Есть и ещё одна крупная и важная тема в переписке Распутина с Астафьевыми. Желание непринуждённой встречи, свободного личного общения, когда можно и наговориться, и выговориться.. И Виктор Петрович, и Валентин Григорьевич не раз высказывали обозначают такую потребность. Намечали место и возможное время для встречи. Но что-то всегда мешало. И утолении жажды общением откладывалось. У меня сложилось впечатление, что Виктор Петрович был более лёгок на подъём, и он бывал в Иркутске и на Байкале, и день, два, может, и неделю проводил вместе с Валентином Григорьевичем.
А вот Распутин, видимо, лишь раз при жизни Виктора Петровича побывал в Красноярске. О той встрече у меня имеются фотосвидетельства. Валентин Распутин и Владимир Крупин приезжали к В.П. Астафьеву на 60-летие, в мае 1984 года.
Прожили в Красноярске несколько дней. Повидались, но всё на людях, в спешке. Да и при других гостях какие можно вести задушевные разговоры.
Валентин Распутин в гостях у Астафьевых
И всё-таки судьба подарила этим трём главным персонажам нашего эпистолярного романа Виктору, Марии и Валентину побыть вместе продолжительное время…
Побывав летом 1985 года в болгарском Хисаре, Астафьевы просто влюбились в эти леса и горные тропинки. Тогда родилась идея в следующий раз отправиться сюда вместе с Валентином Распутиным. Летом 1986 года Астафьевы выехали в Хисар по приглашению газеты «Антени», а В.Г. Распутин в эти же сроки был приглашён отдохнуть в санатории Хисара Союзом писателей Болгарии. Организатором обеих поездок выступила болгарская журналистка Калина Канева. О том, как писатели хорошо отдохнули, как активно они между собой общались на горном курорте, свидетельствуют частые восклицания с упоминанием Хисара в письмах и Распутина, и Марии Семёновны. Но возвращения в Хисар, о котором они мечтали, так и не состоялось. К сожалению, не осталось и творческих следов этого болгарского месяца счастья.
Среди материалов книги, помещённых в разделе «Приложения» есть фрагмент интервью 2004 года, которое дал Валентин Григорьевич после посещения могилы В.П. Астафьева.
Приехал, чтобы поклониться, чтобы с души спал камень.
– Всё-таки я моложе, я должен был сказать Виктору Петровичу «прости» при его жизни… Пойми меня, и прости. Вот не получилось при жизни, хорошо, что это случилось теперь.
Прощаясь с книгой «Просто письма…», понимаю, что разговор о ней только-только начат. Также отчётливо понимаю, какая была проделана работа и какая работа ещё предстоит для всех тех, кому дороги эти имена – Мария Семёновна, Виктор Петрович, Валентин Григорьевич.
Автор: Юрий РОСТОВЦЕВ