ВЕХИ И ВЁРСТЫ. Глава 438. Чем ещё был знаменателен для меня год 1986-й?

Осенью зятя Сергея назначили директором школы №35. Побывав дома полмесяца, меня снова положили в стационар, но в общую палату, где лежало восемь человек. Из Новосибирска ко мне в больницу приезжала дочь Елена, а мои друзья, Николай Куренной и Юра Агафонов, не приходили до тех пор, пока им сам не позвонил.

С Куренным не стал вести особых разговоров, потому что он мне не был ничем обязан, а Юре Агафонову, который принёс мне одно яблочко, сказал: «Юра, как тебе не стыдно? Рискуя жизнью, полетел  спасать тебя, а ты за полгода не появился у меня ни разу! Лучше бы ты четыре года сидел в тюрьме, чем я год лежу в больнице!» На это он  мне ничего не сказал и больше в больницу не приходил.

Когда осенью стало холодно, попросил жену, чтобы она из дома принесла мне новый темно-синий, шерстяной костюм, что она и сделала, только долго пользоваться им мне не пришлось. Когда костюм висел на батарее за койкой, вместо приёмника включил кипятильник, который моментально прожёг в нём дыры, поэтому носить такой костюм было нельзя, и я его выкинул. Таких хороших спортивных костюмов советского производства мне больше никогда не попадалось.

Чтобы в больнице как-то скоротать время, занялся поделками из трубок капельниц. Кое-что присмотрел у ребят, но в основном изобретал сам собачек, петухов и многое другое. Новый 1987-ой год встречал в больнице.

Второго февраля 1987-го года мне дали вторую группу инвалидности, но домой не выписывали - нужно было уменьшать дозу гормонов, а для этого постоянно сдавать анализы крови.

***

В нашу палату положили одного мужчину, который всё время чесался. Вскоре у меня на левом боку соскочил небольшой прыщик, но боль была такая ужасная, что не мог спать. Следом за этим прыщиком соскочил второй, третий и так далее. Несколько суток не мог уснуть, поэтому об этом сообщил врачу. С этого дня на ночь меня стали усыплять, давая таблетки реланиума, релодорма и уколами «амиталла». Утром другим уколом пробуждали. Что касается моих болячек, врачи сказали: «Это у вас аллергия на лекарство. Терпите, всё скоро пройдёт».

Долго терпел, но боль не проходила. Кроме боли у меня поднялась температура. Иногда стало казаться, что ко мне пришла «крышка». Стал настаивать на выписке. Так с температурой под сорок одиннадцатого апреля одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года меня, инвалида второй группы, выписали домой.

***

Придя домой, отправился в Новый переулок к врачу-кожнику. Шел пятый час, регистратура уже не работала, но врач  Макрушева была на месте и вела приём. 

Когда приоткрыл дверь кабинета, она мне сказала, что приём окончен. Взмолился и что говорил, не помню. Макрушева посмотрела на меня и сказала: «Подождите. Сейчас вас приму!» Так, второй раз в жизни, мне повезло с врачом.

С одной стороны, это было неудивительно, потому что сам такой. Бывало, что остановят меня на улице совсем незнакомые люди и спросят: «Василий Иванович, вы хороший радиомастер. Скажите, что с моим телевизором, он ведёт себя так и так». Никогда, никому не отказывал в совете, хотя не раз попадал в щекотливое положение. Одни при встрече благодарили, другие не узнавали.

Когда Макрушева позвала меня в кабинет, и я разделся, она, посмотрев на меня, всплеснула руками и запричитала: «Милый мой! Вы знаете, что это такое? Это у вас вирусное заболевание – одна из ста шестидесяти восьми разновидностей оспы. В народе эту болезнь называют опоясывающим лишаём. Как вы терпите такую боль?».

Когда сказал ей, что год лежал в стационаре и только сегодня меня выписали, она сказала: «Почему мои коллеги для консультации в стационар не пригласили меня?  Этот вирус заразный в течение восемнадцати суток. Потом организм вырабатывает иммунитет и он теряет свою активность, но трудно предположить то, что он за это время сделает в организме человека. Сделаю всё, что от меня зависит». Врач замолчала, но потом добавила: «Этот вирус разрывает нерв, а нервы не срастаются, к тому же вы на гормонах».

Макрушева сделала всё, что от неё зависело, тело стало чистым, но нестерпимая боль осталась. Нина Васильевна после курса лечения посоветовала мне обратиться к невропатологу, что и сделал.

***

Сначала меня направили к невропатологу Алиевой, которая бесцеремонно пыталась меня «простукивать», а я начал, как бешенный, орать. Алиева заявила мне: «Раз вы не разрешаете мне вас осмотреть, лечить вас отказываюсь!»

После Алиевой меня  смотрели: Никитин, Котова и Епачинцев. Все они пытались меня прощупывать, но я не давался и орал так, что мой крик был слышен в коридоре. Во время лёгкого прикосновения к пояснице, жгучие судороги  пробегали по всему моему телу, чуть не терял сознание и готов был на что угодно. Боль трудно описать, её можно только испытать.

Интересно то, что  малейшее колебание воздуха, судорогами пронизывало всё моё тело. Было такое впечатление, что меня обожгли кипятком, или с живого снимают кожу. Чем нежней прикосновение, тем было  больнее. Особую боль я испытывал в том случае, если кот, которому из холодильника доставал корм, заденет меня хвостом. В то время не знал того, что такого больного, как я, наши врачи видят впервые.

В конце концов меня положили в стационар, где лечащим врачом был замечательный человек -  начальник отделения  Щёткин Дмитрий Михайлович. Он много раз расспрашивал меня о том, как это случилось, внимательно осматривал, и однажды, не стесняясь, сказал: «Василий Иванович, у вас очень редкое заболевание, с которым я и мои коллеги не встречались. Направляю Вас в Иркутск к докторам наук, пусть они разбираются с вашей болезнью».

Если я чего-то не понимаю, или не знаю, всегда обращаюсь за советом к другому человеку, не находя в этом ничего особенного. У некоторых людей излишнее самолюбие, они боятся в лице других людей выглядеть глупцом. Дмитрий Михайлович – настоящий врач и смелый мужчина!