Жёлтый дьявол. Том 2. Гроза разразилась. 1919 год. Глава 20. По всему фронту
Глава 20-ая
По всему фронту
1. Одновременно
На Тетюхэ.
И Ольгинская история повторилась в Тетюхэ. Только там было в марте, а здесь – в июле… Вся и разница.
Четвертые сутки уже не спит гарнизон белых в Тетюхэ – карательный отряд, посланный Розановым.
Пустил их Серов мирно, ни одного выстрела…
А потом:
– Нет! Это чорт знает, что. Разве можно так воевать?.. Не знаешь, откуда в тебя стреляют… Где тебя ждет глупая смерть…
– И от кого?.. От бандита… – поддакивает, чеканя зубами, адъютант штаба карательного отряда.
– Э-э. Все равно – от кого… Факт – смерть… Глупая, как всякая смерть… Не на поле брани, а откуда-то из кустов… Из-за забора… Из-под пенька, из-за камня… через окно… Чорт знает еще, откуда… – и полковник возмущенно вскидывает кулаки.
Громко стуча каблуками, он ходит по комнате.
– Как парии – сидим без огня по ночам… Вот уже второй день без горячей пищи – на консервах… Я на германском фронте за все четыре года один день не ел супа… Вы понимаете – за четыре года… На мировой войне… А здесь… – машет рукою, ходит. И опять: – треть отряда уже перебита и… никого не видали – нет неприятеля…
– Да, здесь, господин полковник, и бабы-то ихние хуже всяких «неприятелей», то и гляди, чем-нибудь отравят…
– Ну, бабы, как бабы – верные бабы… Вон немки в начале войны какие нам свиньи подкладывали… Патриотизм у них тоже… Свой, должно быть…
– Сопочный… – хихикнул адъютант…
Стемнело.
Входит в штаб офицер.
– Господин полковник, разведка возвратилась: двое убитых, одного принесли раненого… Никого оцепить не удалось… Стреляют отовсюду… Вот слышите… – опять…
Чеок… чеок…
– Это по южной разведке – там еще опаснее – скалы… совсем нельзя проходить…
– Ать, чорт… Трое выбыло из строя… Опять…
В темноте.
– Нужно пополнение, господин полковник.
– Адъютант, пишите!
В темноте вынимает полевую книжку…
…– Командующему Приморским военным округом генералу Розанову… – диктует полковник.
– Темно… ничего не видать… Нельзя ли огонь зажечь… – робко, сам колеблясь, спрашивает адъютант…
– Зажигайте!
Зажгли.
– Ну, написали?
– Да.
– …нужна помощь. Третьи сутки ведем операцию окружения партизан… Успеш…
– Дзань… дзаннь… дзаннь… – в окно три пульки.
– Ай, – схватывается за плечо адъютант.
Без звука падает офицер, только что пришедший с разведки.
Полковник прихлопывает лампу, разбивая ее сапогом. Тьма.
– Будь ты проклят!.. Вот стрелки… – полковник взволнованно кричит в соседнюю дверь: – Санитара… – Потом:
– Нет, я больше не хочу… сидеть в этой проклятой клетке и ждать, пока эти собаки тебя не подстрелят, как куропатку…
– Нет… – К адъютанту на полу: – вы еще живы, адъютант?
– О-ох… – стонет адъютант под лавкой.
– А вы, поручик… – нет ответа… Чорт… Должно быть, убит… – Волнуясь, торопясь: – Нет, я не могу… Я сейчас сам схожу на радио… Надо скорее… Ординарец…
– Есть, – из тьмы.
Уходят.
А на утро пароход Чи-Фу, продырявленный меткими пулями стрелков отряда Сергеева, утекает в густом дыму своих котлов; а на нем – и весь уцелевший «карательный отряд» полковника.
Удирает во Владивосток.
На Сучане.
– Почему на этой шахте нам ожидать подхода других отрядов. Ведь, кажется, полковник Враштель говорил – внизу, у ст. Фанза?.. – один офицер другому.
– Здесь в приказе ясно сказано…
– Ну, ясно, так остаемся… Составь!.. – командует он отряду.
Отряд располагается у шахты № 3, как раз под средней штольней в выемке, под обрывом…
А ночью…
У-у-ухх… – и зашаталась глыба, и ухнула, и завалила отряд.
Карательный отряд, посланный Розановым на Сучан, погиб. Ловко сделали шахтеры из отряда Грача, направленные туда по специальной директиве Штерна.
– Есть, товарищ Штерн!.. – несется забористое Грача по телефону из Фроловки в Анучино.
– Есть, съедят-те мухи!..
2. Под Прохорами
Есть и другой Иван, Иван Шевченко, Славянский..
Ночью Снегуровский у телефона слушает приказ Штерна:
– Ваш левый фланг сосредоточьте у деревни Прохоры: туда будет двинут колчаковский броневик из Спасска на помощь Ипполитовке. Встретьте, не пропустите…
– Есть, товарищ Штерн.
И скачет на левый фланг ординарец с эстафетой к Ивану Шевченко, временно командующему левым флангом Яковлевского фронта.
– Есть! – говорит весело Шевченко, – ребята – Полищук… Кобзарь… Приготовьте подрывные снаряды, живо…
И чуть рассвет – отряд уже лежит в седловиной сопочке. А Иван Шевченко сбежал на будку к мосту и возится – минирует мост с подрывной командой. Готово.
Охрана моста давно снята, еще когда было темно. Теперь все «благополучно».
Залегли. Ждут броневик.
– …Господин полковник, срочное распоряжение генерала Розанова выйти броневиком на ст. Мучная.
Полковник Стрепалов думает:
«Да. У меня сказано было во вчерашней шифровке – выйти девятнадцатого… а сегодня».
– Семнадцатое.
– Раньше на два дня…
– Наверное во изменение приказа…
Трын… трррын…
– Алло! Начальник гарнизона… Кто спрашивает?
– Майор Ватанабэ…
– A-а! Господин майор… Чем могу служить?.. – и лицо Стрепалова в благоугодной улыбке у телефона.
– Я… броневик… хотцу… Ипполитовка… распоряжение… Владивосток… Штаб.
– А-а-а… – значит, правильно… И у меня распоряжение Владивостока на Мучную.
– Да… Я посылаю… Уже…
– Я сейчас же, господин майор… Вместе…
– Хоротцо!..
Из-за цементных сопок по равнине выползли две черных ленты, вот ближе… Дымок застилает, окутывает насыпь дороги… Еще ближе – все теперь уже ясно видно… Броневики.
Впереди – японский… на передней площадке часовой, японец.
Солнце на красном околыше фуражки и на штыке горит… Ясно, далеко видно.
Вот вкатывается броневик на мост.
И – взрыв.
Гулом оглашаются горы и дымом заволакивается на миг мост.
Высоко над дымом взлетает часовой, японец, и, лягушкой перевернувшись в воздухе, падает вниз, за мост прямо в реку.
Бух… и даже пузырей нет.
Из бойниц броневика открывается пулеметный огонь…
– В атаку!.. На броневик… – кричит Борисову, начальнику отряда, Шевченко, а сам…
Броневик белогвардейцев спешит на выручку – пролетел будку… Остановился – затрещал пулеметами… Ухнула трехдюймовка…
Но сзади ничего не замечает…
А там – балластный поезд идет в Мучную… Машинист увидел броневики – застопоривает паровоз и только хотел дать свисток, как к нему в будку с наганом в кожаной тужурке кто-то:
– Я Шевченко!.. – Долой с паровоза… Живо…
Кубарем валятся кочегар и машинист на насыпь.
А Шевченко на регулятор – пар во всю и полный ход – на броневик…
А сам соскакивает.
Тарр-рах… Что-то ухнуло… Громыхнуло, загремело, сталкиваясь, ползут друг на друга вагоны. Смяло белогвардейский броневик. Свалило с рельс броневую площадку. И вся эта куч а на японский броневик – и вдребезги – только обломки и груды мусора.
У-ух… – взрыв котла одного из паровозов. И пламя – огромный костер…
– Назад… Отставить атаку… – хрипло надрываясь, кричит Шевченко, подбегая к цепи, уже близко надвинувшейся к горящим броневикам.
– Довольно и этого!.. – кричит он Борисову.
– Есть…
У Ипполитовки.
В ту же ночь, под утро.
– Это Спасскому району на закуску – не велено трогать.
– Почему? – Зарецкий скрипит зубами, с завистью посматривая, как уходит из-под носа эшелон колчаковцев в сторону Мучной.
– Таков общий план: – и Харитонов плотнее закутывается своей шинелькой, крепко прижимаясь, влипая в полотно, – вот наша цель… – рукою на станцию Ипполитовку.
– Знаю!.. Да и это жаль – упустили…
– Ничего, наше от нас не уйдет…
И засвистела трава, и захрустел валежник, и запели пули…
– А-а-а-а-а-а!.. – атака цепью к станции, водокачке – к теплушкам…
А там – в рукопашную в самых вагонах, на нарах, штыками друг в друга…
Только хруст…
На водокачке засело трое японцев… – никак не подойти…
Но нашлись смельчаки: двое партизанов туда, во внутрь по лестнице наверх штыками подковырнули и вниз…
Шлеп – мешками три японца на гравий…
А Зарецкий:
– Урра!!. – и цепь на станцию повел…
Взята станция.
А к вечеру этого дня сводка в кабинете у Таро:
«Ипполитовка: – 73 японца („весь гарнизон станции“ – пометка рукою Таро) – 28 колчаковцев».
Мнет, кусает губы Таро – надо скорее идти на доклад к О-ой.
3. Секрет успеха
Штаб Розанова работает энергично. Не столько штаб, сколько сам Розанов:
– Раздавить партизанов! Истребить…
Энергично работает и адъютант Розанова Либкнехт. Отправка приказов генерала исполняется со всей точностью и аккуратностью.
– Приказ полковнику Стрепалову отправлен? – спрашивает Розанов.
– Так точно, ваше превосходительство. Выйти 19-го с броневиками.
– Хорошо. Пошлите приказ Эвецкому. Временно остановиться на станции Мучной.
Либкнехт смотрит в свою книжку, что-то соображает. Потом пишет приказ Эвецкому:
«Немедленно двинуться из Мучной на Черниговку, Лунзу и Мещанку.
Главнокомандующий генерал Розанов».
Ст. Мучная.
В тот же день быстро из эшелона сгружен отряд. Пехоты немного – это резерв и полковник Эвецкий оставляет его на всякий случай на Мучной.
Полковник весел: утро хорошее, прохладное… Славный кавалерийский рейд он сделает в тыл Анучино со своими лихими тремя сотнями егерей.
Враштель в это время делает такой же рейд с главными силами кавалерии на Анучино с юга.
– Вот будет им баня… – говорит Эвецкий весело, вскакивая на седло.
– И хорошая… – его адъютант натягивает поводья.
– Марш-марш!.. – и шпорами в бока своего вороного. Полковник первым выезжает со станции в поле на дорогу…
А там – Черниговка… Лунза…
Бодро себя чувствует полковник – точно двадцать лет с плеч.
И по шесть в ряд галопом выходит кавалерийский отряд на шоссе.
Сзади вьюками идут пулеметы.
…– И еще дело, – по телефону Штерн, – твой старый знакомый полковник Эвецкий хочет проделать кавалерийский рейд в тайгу. Из Мучной пойдет на Черниговку, Лунзу, Мещанку…
– Очень удобно… – Снегуровский вешает трубку телефона. – Сан-Си, – кричит он. Оттуда лётом китаец неслышно:
– Моя, капитана, зови?
– Да… Вот… – и Снегуровский подает ему маленький пакетик… – Ко-Шану и Бухте… Ига[14] солнце…
– Хо!.. – китаец исчез.
– Товарищ Демирский, едемте на левый фланг… – встает из-за стола Снегуровский, пристегивает кобур револьвера к поясу плечевым ремнем, – вам придется взять нашу конную разведку с собой…
– Есть…
– Твоя шибыко хитрый, капитана… – и Куо-Шан мигает обоими глазами и трясет руку Снегуровскому.
– Нельзя, Ко-Шан… Ваши моя не знай…
– Моя, шито… моя знай – твоя правильно делай… Подходит еще китаец и широко улыбается…
– А, чорт!.. Тебя и не узнаешь – совсем хунхузом стал, – Снегуровский жмет руку Бухте.
Бухта загорел и сделался настоящим хунхузом – такая же синяя роба и синяя повязка на голове по-хунхузски – совсем хунхуз.
Они садятся на траву, и начинается зачерчивание оперативного плана совместных действий.
В расщелине между двух сопок вьется внизу дорога – это шоссе с Мучной на Лунзу.
А внизу – прижатая с одной стороны речкой, а с другой – сопкой лежит хунхузская цепь в засаде с Бухтой: он же и командует цепью. Теперь его знают хунхузы и верят. Куо-Шан – начальник хунхузского отряда, тот прямо за сына его считает: лучшие пампушки ему дает – сам варит.
У хунхузов на новых японских винтовках – красные бантики мелькают в траве – этим они отделяются от обычных хунхузов…
– Они – тоже борщевика… – говорят эти китайцы.
А на сопочке лежит с цепью партизанов – спешенных кавалеристов, Демирский. Как раз во фланговом ударе и хунхузскому отряду, и тем, кто покажется на дороге.
– Шибко машинка, капитана!.. – Демирский смеется, вспоминая слова хунхуза.
Тар-рррррааааххх-рах… – разнобойно залпом хунхузская цепь в кавалерию.
И еще… и еще… и еще…
Рванулись казаки, дрогнули – часть назад, а другая в пустырь на противоположную гору… Хочет пробраться по шоссе к Лунзе.
– Цепь!.. Пли!.. – и Демирский метко ссаживает переднего кавалериста…
И эта группа смялась…
– Шибыко хо… Бухыта! – Шибыко хо, капитана… Ой…
– А здорово они строчили пулеметами, если бы не река сзади, да ваша цепь – пожалуй бы, мои китаёзы поутекали б… – Бухта Снегуровскому.
Куо-Шан слушает, улыбается…
– Шыбыка машинка есть, капитана… – шибко хо!..
А поздно ночью Снегуровский сообщает в Анучино:
«Эвецкий неожиданностью смят – вернулся на Мучную…»
– Очень хорошо… – из Анучино.
4. Попались
Эвецкий срочно прибывает в штаб.
– Ваше превосходительство! Мы понесли большие потери под Лунзой и Мещанкой. На всех флангах поражение.
Генерал, как от толчка, вскакивает.
– Кто вам велел лезть туда?
– Ваше превосходительство! – в исполнение вашего последнего приказа.
– Я вам приказал сидеть на Мучной.
– Ваше превосходительство, вот приказ.
Генерал всматривается в измятый лист.
– Это провокация! Что это значит? Позовите сюда моего адъютанта.
Входит Либкнехт.
– Кто отправил этот приказ?
– Не знаю, ваше превосходительство! Несомненно, это провокация.
– Наведите немедленно справки, с кем был отправлен приказ.
– Слушаюсь, ваше превосходительство!
Либкнехт удаляется. Генерал волнуется:
– Чорт знает, что такое. Давно ли, как пристрелил одного адъютанта, – опять. И это тут в штабе…
– Ваше превосходительство! – замечает Эвецкий, – а вы не допускаете, чтобы этот…
– Что? Ведь это же ваша рекомендация! Вы сами предлагали! Вы уже успели забыть?
– Нет… нет, ваше превосходительство… Это человек, несомненно, надежный…
А сам думает: «Чорт его знает. Все баронесса»…
Либкнехт немедля отправляет несколько депеш, забирает из стола кой-какие бумаги…
Эвецкий, проходя через комнату, замечает торопливые движения Либкнехта. В один момент его подозрения из предположений превращаются в уверенность.
– Стойте, куда вы?
Вместо ответа Либкнехт подбегает к нему. Меткий удар по виску сваливает полковника с ног.
Около полуночи.
Баронесса Глинская только что освободила свое тело от стесняющих одежд и с наслаждением роняет его в мягкую перину. Сверху балдахина над кроватью струится мягкий голубой свет ночника.
Мысли баронессы плывут далеко, далеко… Мелькают многие знакомые лица, имена… И останавливаются на одном:
– Либкнехт.
Восемь букв разноцветными огнями танцуют перед глазами, теряясь в голубом балдахине и уплывая куда-то в высь…
Как скучно без него!
А он единственный, герой… Наконец она нашла, что искала. Пусть простой офицер, но как он работает, какая энергия…
Тррррр… – в соседней комнате, кабинете, звонок телефона. Слышно, как горничная говорит:
– Квартира баронессы Глинской… Барыня уже спит. Кто? Полковник Эвецкий? Как? Будить? Я не знаю…
– Катя! Постойте! Не кладите трубку. Я сама.
Накинув легкий ночной пеньюар, баронесса проходит в кабинет.
– Полковник Эвецкий, я вас слушаю…
– Баронесса, в штабе паника. Ваш адъютант сбежал и чуть не убил меня. Он – провокатор!
– Как? Не смейте так говорить…
– Баронесса, факты налицо. Им был отправлен ряд ложных приказов от имени Розанова. Неудачи последних дней – дело его рук.
Трубка в руке баронессы дрожит. Дрожит и рука с баронессой.
– Это ужасно! Это неправда! Я не верю в это!
– Баронесса! Он скрылся с бумагами штаба. Что теперь делать?.. Помните, я предложил его кандидатуру, доверяясь вашей рекомендации… Теперь я погиб. Где он?
Баронесса роняет трубку и опускается на стул. Она ничего не понимает. Только в глазах застыл немой испуг. И мысль:
– Как она могла…
А сердце колючими тисками сжимает уязвленное самолюбие!
– Она, баронесса Глинская, ошиблась…
5. Снова документ
А через два дня вечером Грач хохочет, слушая рассказ Штерна:
– Хо-хо-хо! ай да Либкнехт! Здорово! Ты, значит, их как зайцев бил… Ну, а мы япошек, как куропаток, подстреливали. Твои по полю прыгали, а наши из окон летали. Да, чорт возьми! хотел бы я знать, что сейчас во Владивостоке творится.
– А вот погоди – говорит Ефим – поправлюсь окончательно и поеду во Владивосток, а, когда вернусь обратно, для тебя специально доклад приготовлю.
– А ты что?.. Опять за своей маской гоняться хочешь?
– Вестимо. Что ж мне, спасовать что ли?
– Ой, брат!.. Смотри… Выловишь пулю. Да уж теперь не в плечо, а в лоб.
– Ну, в лоб, так в лоб… А уж я, во что бы то ни стало, узнаю, кто он такой.
– Узнаете, узнаете… непременно узнаете. Если хотите, я даже представиться могу: Андрей Дроздов.
Все оборачиваются, глядят удивленно.
На пороге, только что открыв дверь, стоит маска. Из-за его плеча выглядывает, улыбаясь, Ольга. А за ней еще какой-то высокий человек в австрийской тужурке.
Ольга, смеясь, представляет Дроздова и рассказывает, как Ольга-маленькая узнала его.
У Ефима рот, как деревенский калач. Он еле-еле приходит в себя.
– Так… за что же вы меня продырявили?
– Да кто ж вас знал, товарищ? За мной ведь все следят… И японцы тоже, хотя я и считаюсь у них на службе. Я вас за японского шпика и принял.
– Благодарю.
– Не стоит.
Все смеются.
Человек в австрийской тужурке подходит к Дроздову.
– Ну, Андрей, давай скорее… Мне, брат, некогда.
– Ах, да!.. Сейчас, сейчас. Это мой товарищ Семен Орлов – сотрудник ВЧК, сейчас он едет в Москву. Я с ним хочу отправить наш документ.
Все с любопытством посматривают на Орлова.
– Как же вы, товарищ, поедете? – интересуется Штерн.
– Сначала морем… А потом через финляндскую границу. Я вот и тороплюсь попасть на пароход. Ну, где же ваш документ?
– Да, да! – обращается Дроздов к Ефиму – давайте-ка вашу половину. У нас останутся копии. Я со своей половины снял… А вы?
– Еще бы! – отвечает Ефим, вытаскивая бумагу – вот она… А вот и подлинник.
– Все подвигаются к столу. Маска аккуратно складывает половинки. Разорванные буквы совпадают точно.
– Ха-ха!.. Есть!
Читают…
– Однако, что же это? – говорит Ефим – фразы-то как фразы, а все-таки чепуха какая-то.
Маска смеется:
– Это шифр. Я даже знаю, какой. Можно расшифровать. Шифр, правда, сложный… Часов восемь на такую бумагу потратить надо.
– Ну, мне некогда, – заявляет Семен. – Вы уж тут по копии разберетесь… А мне давай подлинник… Я поеду. Какой шифр-то?
– 8 Б. Н.
– Вы будете информировать Москву о нашем положении? – спрашивает Штерн.
– Да!.. Я получаю задание от Ревкома во Владивостоке. Сведения у меня полные.
– Ну, отлично.
Штерн дает Орлову пропуск. Все выходят на крыльцо.
– Передайте, товарищ, привет Москве. Скажите, что мы скоро поднесем ей Дальний Восток.
– Скажу, товарищи, скажу. Желаю вам всего хорошего.
Орлов прыгает в седло и быстро исчезает в ночи.
6. Поквитались
– Ну, давайте расшифровывать… – торопит Ефим маску.
– Подожди, Ефим! – говорит Штерн. – Ребята, наверно, проголодались. Давайте сначала поужинаем.
– Я ничего не имею против, – говорит маска.
– А я – с удовольствием, – заявляет Ольга.
После ужина Дроздов раскладывает документ.
Подвигают лампу. Под лампой подставка – жестяная банка из-под кофе.
Андрей диктует Ольге, и она записывает расшифрованные слова.
Все теснятся к столу, внимательно следя за работой.
Ефим, чтоб лучше видеть, забрался с коленями на табурет и, облокотившись на стол, так и тянется к документу.
Вот перевели две фразы.
– Ого! вот так номер! – вырывается у Ефима – здорово! Ну-ка, дальше.
От волнения Ефим ерзает на табурете. Вдруг табурет подвертывается под ним и падает на пол. Ефим грудью тычется в стол и, взмахнув от неожиданности рукой, задевает лампу.
– Дзинь! – разбивается стеклянная лампа, падая на стол.
Керосин брызжет во все стороны, заливает бумаги, рукава Дроздова и – ппафф! – вспыхивает от горящего фитиля. Огонь разливается по столу.
Бумаги в пламени.
Дроздов, растерявшись, хочет потушить документ руками и тычет их в огонь. Облитые керосином рукава вспыхивают.
– Ай-яй! – кричит он от боли и начинает махать руками, как факелами. Пришедшие в себя зрители бросаются к Дроздову. Штерн срывает с постели одеяло и кутает руки Андрея.
Потом это же одеяло бросает на стол.
Огонь тухнет.
Успокаиваются. Ольга мажет салом и перевязывает обожженные руки Андрея.
Документ сгорел.
– Эх, дьявол! – досадует Дроздов. – Товарищ Штерн, давайте пропуск. Я еду.
– Куда?.. С больными-то руками, – протестует Ольга.
– Все равно. Медлить нельзя… Быть-может, я успею догнать Семена во Владивостоке и снять с документа копию. Эх, дьявол! Почему мы не догадались снять несколько копий?
Ефим, понурив голову, сидит в стороне, как побитая собака. Вина пожара на нем.
Взглянув в его сторону, Дроздов приходит в веселое настроение и смеется…
– Товарищ Ефим! Теперь мы с вами квиты.
Продолжение следует...
