АЛЕКСАНДР УРМАНОВ: ФЁДОР ЧУДАКОВ УЖЕ ПОШЁЛ ПО СВОЕЙ КОСМИЧЕСКОЙ ОРБИТЕ

 Новая беседа – с профессором БГПУ Александром Урмановым, заново открывающим для амурчан незаслуженно забытое имя сатирика, драматурга, поэта, редактора Фёдора Чудакова.

Босяк, Гусляр, Язва, Блинохват, Гражданин Уклейкин – псевдонимы, достойные Чехова! Впервые услышав о Чудакове, я, признаться, решил, что это такая хорошая литературная мистификация. Судите сами: 100 лет его произведений никто не видел, не читал и не публиковал, и вдруг – целая россыпь, сокровищница, кладезь отборных, крепких, остроумных, талантливых произведений. Причём написанных во всех мыслимых жанрах – стихи, поэмы, басни, очерки, пьесы, фельетоны, заметки, рассказы, повести, роман.

Да и фамилия, признаться, казалась мне выдуманной – уж больно она несерьёзная. Фотографий тоже, скажем прямо, немного – гугл выдаёт всего пару изображений. Не зная, что и думать, – сомневаться ли, подозревать ли кого-то из земляков-современников или принять всё на веру – я отправился к доктору филологических наук, профессору, заведующему кафедрой русского языка и литературы БГПУ Александру Васильевичу Урманову. Ведь именно он является составителем сборника «Чаша страданья допита до дна!..», в который вошли произведения Фёдора Чудакова и многочисленные комментарии.

– Александр Васильевич, прежде всего, давайте внесём ясность: как так вышло, что автор, рождённый в XIX веке, номинируетсяна литературную премию в веке XXI?

– Дело в том, что он стал известен амурским читателям совсем недавно. В конце прошлого года во владивостокском издательстве «Рубеж» вышло первое после смерти Чудакова издание его произведений. Нашим современником он воспринимается ещё и потому, что творчество его не утратило острой актуальности.

– Когда вы узнали об этом авторе?

– Впервые о Чудакове я услышал ещё в студенческие годы, когда в лекциях по литературному краеведению мой учитель Анатолий Васильевич Лосев упомянул его среди талантливых амурских авторов дореволюционной эпохи. Подробно он о нём не говорил, предпочитая рассказывать о поэтах, не воспринимавшихся в советское время антагонистами большевиков: о Сергее Синегубе, Порфирии Масюкове, Леониде Волкове… А о Чудакове просто упомянул: мол, был такой талантливый автор, фельетонист, сатирик – и всё. Я это имя запомнил. И когда ушёл из жизни Анатолий Васильевич, его сын Владимир передал рукописные наброски статьи, посвящённой Чудакову. Примерно в 1980-х Лосев взялся за статью об этом авторе, написал страничек десять и бросил буквально на полуслове, остановившись на 1910 годе. Кстати, в 2008-м я «склеил» эти черновые наброски и напечатал их в седьмом выпуске альманаха «Амур».

– Почему он не закончил эту статью?

– Не знаю точно. Анатолий Васильевич никогда не упоминал об этой статье, но, скорее всего, из-за неприятия позиции Чудакова в годы революции, из-за его антибольшевизма. А когда мы в 2010-2013 годах уже работали над большим проектом – над созданиемэнциклопедии литературной жизни Приамурья XIX–XXI веков, – я занимался в основном литературой и периодикой дореволюционной эпохи. Именно тогда мне начал постепенно открываться Чудаков. И надо сказать, он не перестаёт меня удивлять до сегодняшнего дня. Сначала открылся мне как блестящий сатирик, фельетонист, потом – как оригинальный лирик. И вдруг мне открывается его проза. А потом оказывается, что он ещё и драматург, что он написал такую пьесу – полновесную, многоактную – «Изгнанники».

Дальше – больше: а он-то ещё и мемуарист, и публицист, и журналист, и автор поэтических и прозаических переводов с украинского. Автор, который писал очень много и в самых разных жанрах. И во всём – талантлив: ярок, многообразен. Плюс ко всему – шаржист и карикатурист! И вот в той энциклопедии, которую мы издали в 2013 году, Чудакову прямо или косвенно посвящёно более 10 статей.

– Целых десять?

– А как иначе: если пишешь о газете «Амурское эхо», как не вспомнить о нём, ведь он – самый яркий автор; если пишешь о сатирическом журнале «Колючки», так Чудаков фактически был его редактором (большая часть материала – его, рисунки – его); журналы «Дятел, беспартийный», «Зея» – опять нельзя не вспомнить Чудакова. И так далее. Он печатался во многих изданиях и многие сам же редактировал, хотя официального статуса редактора не имел, поскольку был беглым ссыльным. Он был поражён в правах, находился вплоть до февраля 1917-го под гласным надзором полиции и не мог официально занимать должности редактора, издателя. Но по факту был если не первым, то вторым лицом в редакциях газет «Эхо», «Амурское эхо», являлся фактическим редактором журналов «Колючки», «Зея». А уже после революции он вполне легально редактировал журнал «Дятел, беспартийный».

– Как же так оказалось, что столь яркий автор был предан забвению на целое столетие? История знает немало примеров, когда власти старались замолчать, заклеймить, ошельмовать неугодных писателей, но они всё равно сквозь годы до нас дошли. Что же такое сотворили с Чудаковым, что он, подобно Атлантиде, не только ушёл на дно, но и оброс ракушками?

– А давайте представим, если бы судьба привела Чудакова не в Благовещенск, а в Петербург/Петроград. И он бы там печатался в журналах «Сатирикон» и «Новый Сатирикон», был бы в когорте знаменитых российских сатириков. Тогда он не потерялся бы, потому что эти журналы распространялись по всей стране. Этих авторов знали, читали, заучивали наизусть – они были популярны настолько, что предать их забвению, замолчать при всём желании уже было невозможно. С Чудаковым – сложнее. Он печатался в очень малотиражных газетах и журналах, которые выходили только в Приамурье. В годы Гражданской эти журналы и газеты в основе своей исчезли. Сегодня в архивах, музеях и библиотеках Амурской области, за редчайшим исключением, их попросту нет. А нет публикаций – считай, нет и писателя: те, кто его знал, ушли из жизни. Вот и получается, что здесь о нём забыли, а там, на западе страны, толком и не знали. Вышло так, что в 1920-е годы местные власти его не только не хотели переиздавать, но даже предпочитали не упоминать. А потом и вовсе забыли.

– Чем же он им так насолил?

– В революционном лагере он был свой – он был эсером, сторонником социализма, он боролся против царизма. И вдруг после большевистского переворота он оказывается в глазах своих вчерашних соратников изменником, предателем.

– В чём это выразилось?

– Он выступил с резкой критикой новой власти. Ладно бы эти «проклятые» буржуи, интеллигентщина, а этот же – свой! Тот, который прошёл через политические тюрьмы, ссылку, через преследования, который всю жизнь посвятил борьбе с самодержавием! Он же ушёл трагически из жизни именно из-за большевиков, которые в Благовещенске на рубеже февраля-марта 1918 года жестоко подавили так называемый Гамовский мятеж. С самого первого дня Октябрьской революции он выступил против. Он считал, что они предали идеалы подлинного социализма, узурпировали власть, проявили жестокость. Это никак не могло соответствовать его идеалам. А они подавили свободу слова – в журнале «Дятел, беспартийный» есть карикатура, где он изобразил самого себя с замком на губах.

Он и говорил открыто на эту тему, и писал об этом. Он был здесь самым серьёзным моральным оппонентом большевиков при жизни. А своей смертью вообще нанёс удар! Вся семья его ушла из жизни в знак протеста против всей этой кровавой политики, проводимой большевиками. Он был для этой власти крайне неудобен. В своём завещании Чудаков всё пояснил: он не хотел приспосабливаться к тому, что считал несправедливым, нарушающим права человека, попирающим все его идеалы.

– Решение уйти из жизни он принял взвешенно, осознанно?

– Осознанно, да. И это решение поддержала его жена, Варвара. Правда, они и за девятилетнюю дочку решили… Не хотели, видимо, оставлять её одну. Очевидно, всё происходящее, равно как и будущее, представлялось настолько беспросветным, мрачным и трагическим, что они не хотели в этом присутствовать.

– Неужели некому было сохранить его творческое наследие?

– Почему же, был даже создан общественный комитет по увековечиванию памяти Фёдора Чудакова, собирали деньги на памятник, планировали издать собрание его сочинений, хотели сохранить личный архив. То есть, была большая группа людей – друзей-литераторов, политических единомышленников, почитателей его таланта, которые этим занимались, – а в итоге ничего не удалось.

– Настолько нежелательной фигурой он был.

– Можете себе представить.

– Сегодня эта несправедливость устраняется. И книга издана, и архив собирается. Дело за памятником?

– Ну, об этом говорить преждевременно. Я считаю, что наше общественное сознание должно дозреть до такого решения. Первоочередная задача – познакомить людей с Чудаковым, открыть его для широкого круга читателей, чтобы его творчество стало нашим общим достоянием. Сейчас у нас стоит совсем другая задача – издать вторую книгу произведений Чудакова: осталось много ценного материала, не вошедшего в первое издание. Совсем недавно нам удалось установить точную дату его рождения – 8(20) февраля 1888 года. И в феврале 2018 года исполнится 130 лет со дня его рождения, а 13 марта по новому стилю – 100 лет со дня трагической гибели. К этим датам хочется успеть с изданием новой книги.

– Что войдёт во вторую книгу?

– Много сатирических произведений, много хорошей серьёзной прозы. В том числе автобиографической: воспоминания о разных периодах жизни – юности, тюрьме, ссылке, Благовещенске. Приключенческий роман «Тайны Зеи», поэма «Ахинея» (своеобразное юмористическое подражание «Одиссее» – как Одиссей приехал на Амур). И ещё удивительная драматическая сказка в стихах «Очарованный Леший».

– Как интересно! Название для сборника уже придумали?

– Да, название есть – «Накипь дня».

– Неожиданно.

– Так называлась рубрика, в которой он часто печатал сатиру. Она отражала текущие актуальные события политической, экономической, общественной жизни – и местной, и общероссийской, и мировой.

– То, что Фёдора Чудакова называют «амурским Сашей Чёрным» – в этом нет преувеличения? Это действительно сопоставимые величины?

– Действительно, его так называли при жизни. И я этот оборот также использую. Мне кажется, никакой натяжки здесь нет. Понимаете, у нас есть определённые стереотипы восприятия, инерционность мышления. Особенно это касается мышления столичного – я имею в виду мышление критиков, литературоведов. Со временем формируется история литературы. Подлинная это история или усечённая? Скорее всего, усечённая – какие-то фигуры закрепляются, какие-то уходят в тень. История литературы – отчасти и мифология. Знакомясь с ней, мы не получаем полного представления обо всём её многообразии. И особенно в ущемлённом положении оказывается литература провинции. Окажись Чудаков в Петрограде – он был бы куда более заметной фигурой, его имя бы звучало. И вот сейчас обнаруживается – из небытия, из полного забвения выплывает Атлантида по имени Чудаков. И что с ним дальше делать? Сознание интеллектуалов, историков, литературоведов столичных, которые уже выстроили всё по ранжиру, оно не воспринимает Чудакова.

– Что же должно произойти, чтобы столичное сознание его приняло?

– Что-то невероятное. Никто ведь не хочет создавать прецедент, общее мнение, шаблоны, стереотипы уже сформированы. То есть, первая реакция – отторжение, неприятие Чудакова как автора, сопоставимого с первыми сатириками Серебряного века. Вы думаете, кто-то там сильно обрадовался, что такой вот Чудаков появился? Сомнительно. Хотя положительные отклики на книжку уже появились – в том же столичном журнале «Новый мир», в «Независимой газете».

– Но всё-таки на Западе заинтересовались?

– Да, заинтересованность есть, но с некоторой настороженностью: поглядим, присмотримся. К новому имени нужно привыкнуть, узнать его получше. Московским критикам нужен этот автор? Вряд ли. Чтобы это явление стало значимым в общероссийском масштабе, оно сначала должно стать значимым в масштабе амурском. В первую очередь, здесь, в Амурской области, должно сформироваться представление о подлинной мощи, подлинном таланте Чудакова. Сформируется здесь – повлияет на мнение общенациональное. Я думаю, в конечном счёте Фёдор Чудаков займёт своё достойное место в русской литературе, но это не быстро происходит. Самое главное – его наследие должно быть доступно.

– А сколько ещё предстоит найти его произведений!

– Да, очень много газетных материалов пока не найдено, они в поиске. Я постоянно открываю для себя Чудакова и не перестаю удивляться вновь открываемым граням его творческого наследия. И всё сделаю для того, чтобы он вернулся.

– Из 700 страниц издания – около 200 составляют комментарии. Серьёзная работа проделана – это же прямо целая книга в книге.

– Совершенно верно. Дело в том, что для современного читателя многое будет непонятно, если не пояснить – о ком он пишет, что за ситуация, в чём тут тонкость. Я стараюсь помочь современным читателям увидеть соль, глубже понять смысл.

– Давайте внесём ясность относительно премии имени Завальнюка. Кто выставлен в качестве номинанта: Фёдор Чудаков, Александр Урманов или Чудаков с Урмановым в одном издании?

– Чудаков и только Чудаков. Рассматриваются исключительно его произведения. Я, конечно, причастен, я в течение многих лет составлял это издание, писал к нему предисловие, комментарии, но эта премия (если достанется) – не мне.

– Для чего он выставлен на премию?

– Чтобы актуализировать и популяризировать его имя. Чтобы о нём узнали как можно больше читателей.

– Вопрос, который я намерен задавать всем соискателям премии: в случае победы (а в победу верить необходимо каждому) на что будут потрачены средства? Хотя в вашем случае я уже догадываюсь, на что.

– Конечно, на издание второй книги Чудакова! Это даже не обсуждается. Хотелось бы, чтобы она вышла качественной, большим тиражом, чтобы была доступна как можно большему числу читателей. А что касается премии: станет лауреатом (посмертно) – хорошо, а нет – так нет. Чудаков уже родился заново, уже вернулся из небытия, его уже не спрячешь. Он уже пошёл по своей космической орбите, он уже живёт своей жизнью.