ВЕХИ И ВЁРСТЫ. Глава 335. У нас в гостях Валерий и Галина Светликовы. Композитор Тихонов
Брат моей жены Эльвиры Валерий, учась в Благовещенском медицинском институте, женился на своей сокурснице Галине. Тем летом они отрабатывали практику на станции Бурея, а после её окончания на несколько дней заехали к нам.
Мы со всем радушием приняли их, но гостили они у нас недолго – спешили к началу учебного года на занятия.
Вскоре после отъезда гостей Эльвиру перевели техником в ремонтно-строительный участок, где работа у неё стала более ответственная и нервная. Она руководила строительством десятка объектов, а транспорта для передвижения по участкам у неё не было.
Каждый день с утра до вечера она пешком наматывала по нескольку километров.Естественно на работе сильно уставала, но мне на это никогда не жаловалась. Говорила: «Работать с людьми тяжелее, чем с техникой. Приду на один объект, бригада сидит пьяная, а бетон, который привезли на заливку фундамента, застывает. Ругайся, не ругайся, им мои марали, как горохом об стенку. Придёшь на другой объект, там бригада трезвая, но бетон не подвезли. Вот и бегаешь, как савраска из одного объекта на второй. Извини, но я иногда так устаю, что мне не до тебя».
***
Весь наш коллектив «сороковки» был в сборе, когда в дверь постучали. Мы сказали: «Войдите!» Дверь открылась, и на пороге появился незнакомый, но прилично одетый мужчина. Глядя на нас, он спросил: «Ребята, у вас на двери прочитал вывеску, что здесь радиомастерская. Это правда?». Мы ему ответили утвердительно.
Тогда он продолжил: «А кто здесь у вас старший?» Георгий Николаевич Сливинский ответил: «Я вас слушаю». Мужчина начал свой разговор так: «Я композитор Николай Тихонов. Вы слышали про такого? Есть ещё композитор Константин Тихонов, это мой дядя. В Облучье нахожусь с концертной бригадой, но у меня возникла куча проблем. Часть артистов заболела и, вдобавок ко всему, стало фальшивить моё электрическое пианино, без которого создалось такое положение, хоть сворачивай концерт.
Вы не сможете помочь моему горю? Это пианино сделано в Киеве по спецзаказу. Их в Союзе всего четыре. Наша концертная группа остановилась в привокзальной гостинице, которая находится на втором этаже над вами». Георгий Николаевич Сливинский сказал: «Приносите, постараемся вам помочь». Через несколько минут пианино стояло на столе у Сливинского. Мы такое чудо видели впервые, поэтому смотрели на него, как бараны на новые ворота.
Георгий Николаевич велел нам заниматься своей работой, а сам засел за ремонт, принесённого инструмента. Он умел играть на пианино, имел хороший слух и разбирался в нотах.
К вечеру этого дня пианино было готово, за ним пришел Николай Тихонов не один, а со своей женой. По виду и говору эта женщина была одесситкой. Они рассчитались за работу с Георгием Николаевичем деньгами, но кроме этого принесли с собой две бутылки коньяка и закуску.
Нас долго уговаривать не пришлось, мы быстро собрали стол, уселись дружненько за него и наполнили стопки, после чего между нами завязался дружеский, непринуждённый разговор. Тихонов сетовал на то, что из-за болезни артистов приходится укорачивать репертуар и так далее.
Георгий Николаевич, выслушав его, говорит: «Вы включите в свою концертную программу нашего радиомеханика Василия Шиманского, он вам минут на двадцать наговорит много интересного. У него в репертуаре одна «Галочка» минут пятнадцать займёт. Кроме того он у нас поэт и может прочесть кое-что своё». Тихонов заинтересовался предложением Сливинского, но мне стало так неудобно, что готов был сквозь землю провалиться. После некоторых уговоров всё же прочёл «Галочку».
Тихонов внимательно выслушал рассказ и с радостью в голосе сказал: «Замечательно! Пойдёт! Только там, где Галочка поёт песню, ты будешь молчать потому, что в это время за кулисами будет играть гитара, а песню Галочки пропоёт моя супруга». Обратился к Тихонову: «И долго продлятся наши гастроли?» Он сказал: «Нам предстоит дать ещё три концерта, один в "Тёплом озере", второй на станции "Известковая", третий в Бирокане. Это займёт дней десять.
Теперь уже я обратился к Сливинскому: «Георгий Николаевич, надо отпрашиваться у начальства, а то …». Георгий Николаевич, не без гордости, заявляет: «Кто здесь начальник? Всю ответственность за твои гастроли беру на себя. Ты сколько переделал за нас работы? У нас медалей нет, а эти гастроли будут тебе наградой за твой доблестный труд. Собирайся и езжай с бригадой артистов в гастроли».
Так я стал артистом Государственной бригады.
***
Первый концерт, в котором принял участие, проходил в "Тёплом озере". Когда вышел на сцену и посмотрел в зал, обратил внимание на то, что тот набит до отказа. Когда в зале погас свет, со сцены хорошо просматривались только первые ряды, прослушивались возня и разговоры.
Немного волнуясь, медленно, с расстановкой, но достаточно громко начал читать рассказ «Галочка». За кулисами тихонько играла гитара, а в зале скоро наступила такая тишина, что на некоторое время мне показалось, что читаю в пустоту. Когда дошел до того момента, где должна была петь Галочка, за кулисами гитара заиграла громче и послышалась сердцещипательная песня Галочки:
Позарастали стёжки – дорожки,
Где проходили милого ножки,
Позарастали мохом, травою,
Где мы гуляли, милый, с тобою...
...
Песня кончилась, продолжил чтение рассказа, а когда закончил и замолчал, зал замер в оцепенении, потому что рассказ был настолько сердцещипательным, что у многих на глазах выступили слёзы. Я же стоял, не зная, что мне делать дальше.
Вдруг раздались такие аплодисменты, которых даже не ожидал. Кто-то крикнул: «Бис! Бис!». В это время вышел конферансье и произнёс: «Василий Иванович поэт, он вам сейчас прочтёт своё стихотворение. Прочитал что-то из флотских своих стихов и ушел за кулисы, где Николай Тихонов сказал мне: «Молодец! Ты занял пятнадцать минут».
После концерта в ресторане нас ждал ужин, с хорошим вином и с морем закуски. Так гастролировал десять дней, а когда вернулся, Георгий Николаевич попросил меня заполнить свою рабочую книжку. Долго сидел, пыхтел, выдумывая, что проделал на своём участке за десять дней.
Когда моя фантазия иссякла, долго не думая, написал: «Ездил с гастролями». Григорий Николаевич мою рабочую книжку не глядя подписал, а я спокойно положил её к себе в стол.
Через неделю после моих гастролей к нам с проверкой нагрянул инженер техотдела Ваулин, который потребовал от каждого из нас рабочие книжки, чтобы ознакомиться о проделанной нами работе за месяц. Ваулин был порядочным, честным работником, и к своим обязанностям относился серьёзно. Только кому понравится, когда к тебе придираются? Ведь мы все самим себе сани – куда хотим, туда и едим.
Ваулин внимательно прочёл рабочие книжки Валерия Павловича Даниленко, Якова Степановича Дорофеева, Василия Макарова, но когда начал изучать мою писанину и дошёл до того места, где было написано о гастролях, глаза его расширились, он несколько раз внимательно прочитал написанное, не веря своим глазам, поднося её к самому носу. Стоял рядом и думал о том, что будет дальше.
Ваулин поверх очков сердито посмотрел на меня и обратился к Сливинскому: «Георгий Николаевич, подойдите ко мне поближе. Что за артисты объявились у вас? О каких гастролях здесь идёт речь? Может, вы мне поясните, что это значит? Здесь стоит ваша подпись» Георгий Николаевич пожал плечами. Тогда Ваулин сунул ему под нос мою книжку и сказал: «Читайте! Ваша подпись?» Мне было стыдно перед Георгием Николаевичем. Стоял и краснел. готовый был провалиться сквозь пол, на котором стоял, моля бога, чтобы мои гастроли не отразились на Георгии Николаевиче.
Знал, когда не веришь в бога, сколько не молись, молитвы не помогут. Всё обошлось мирно, но после этого случая понял главное – важно не то, что ты сделал, а как отчитался за проделанную работу.
***
В сентябре к нам прислали по направлению после окончания техникума связи в городе Киеве, девушку Женю по фамилии Соловей. По штатному расписанию все места радиомехаников были заняты, поэтому её оформили радиомонтёром.
Женя была обычной, спокойной девушкой, за исключением того, что глаза у неё были разного цвета. До этого с разными глазами я видел только кошек, а людей с глазами разного цвета никогда не встречал. Думаю, что все мои коллеги обратили на это внимание, но об этом никто из нас никогда не затевал разговоров.
Забегая вперёд, скажу одно – кроме Жени Соловей, в прожитой жизни, я больше никогда не встретил людей с глазами разного цвета. Наш матерщинник, Франц Иосифович Туля, как не сдерживался, всегда свою речь насыщал матом. Женя постоянно говорила ему: «Франц Иосифович, зачем вы материтесь? Неужели, нельзя обойтись без мата?»
Он в ответ: «Женя, извини!», дальше мат. Как-то зашел на «сороковку», а Туля говорит Жене: «Женя, ты ходишь в платье. Мат. А трусы носишь? Мат. Ты числишься монтёром. Мат. Тебя могут на столб послать. Мат. Надо не юбку, а брюки носить. Мат». Сколько продолжался такой разговор, не знаю, но я резко его прервал: «Франц Иосифович. Довольно издеваться над девушкой! Женя, никто тебя на столбы не пошлёт! Туля шутит». После этого Женя успокоилась.
***
Яша Дорофеев, я и Георгий Николаевич устанавливали на паровозе новую радиостанцию «ЖР-5» и изрядно измазались, поэтому решили сходить в душ при депо, в котором после смены всегда мылись машинисты. Когда мы разделись, обратил внимание на Яшину грудь, она была вся обожженная кварцевой лампой и разрисована в клетку. Спросил: «Яша, что это у тебя такое?»
Дорофеев немного смутился, потом сказал: «После падения антенны, которую мы устанавливали на крыше вокзала над сороковкой, у меня образовалась шишка, врачи сказали, что это рак, который по всей груди пустил корни. Теперь меня лечат рентгеном. Надеюсь, что всё будет хорошо». Больше я об этом никогда с Яшей не говорил.
Что касается Сливинского, то его тело у меня вызвало восторг. Оно состояло не из гладкой мышечной ткани, а из отдельных мышц, любой из которых он мог пошевелить. Сейчас таких людей называют «культуристами», а тогда такое тренированное тело видел впервые.