ВЕХИ И ВЁРСТЫ. Глава 386. О бабушке Марии Антоновне. Кирпичников Виктор Гаврилович. Новые проблемы

Под самый одна тысяча девятьсот семьдесят третий Новый год получил письмо от тёти Вали, в котором она сообщала мне о смерти своей матери - моей бабушки  - Марии Антоновны.

«Через дорогу, от нашего дома жил старичок, который иногда наведывал нашу больную бабушку Марию Антоновну. Вскоре он перестал заходить к нам. Как-то мама спросила меня о нём. Сказала ей, что он к нам больше никогда не придёт потому, что его недавно схоронили. Мама поинтересовалась: «Как это произошло? Он был крепкий ещё».  Не подумав, говорю ей: «Он ночью упал с кровати и умер».

Мама позавидовала лёгкой смерти старичка и после этого стала какой-то задумчивой. Однажды ночью услышала об пол глухой стук, подскочила и подбежала к кровати, на которой спала мама, но обнаружила её на полу. Сразу сообразила, что она, как старичок, решила свести счёты с жизнью. Два раза за ночь мама падала с кровати на пол, но не разбилась. Со слезами бросалась к ней и уговаривала её: «Мама, до чего Вы додумались? Зачем так делаете? Что люди подумают обо мне?»

Она получила сотрясение мозга, потеряла рассудок, но осталась жива. Несколько ночей пыталась выброситься из кровати на пол, но я не давала ей этого сделать. Она мучилась до тех пор, пока не остановилось её сердце». Это случилось двадцать седьмого декабря одна тысяча девятьсот семьдесят второго года.

Бабушка верила в то, что проживёт девяносто один год, но смерть забрала её в возрасте девяносто лет. До намеченного рубежа она не дожила одного года. Для тёти Вали смерть матери к одна тысяча девятьсот семьдесят третьему Новому  году за её доброту и ласку стала очередным «подарком».

***

В цехе КИПиА был на хорошем счету. О нашем мастере в «пирометрии»,  Викторе Гавриловиче Кирпичникове, уже говорил. Он ценил меня, как специалиста,  но на деле получалось так, что всячески старался принизить мои заслуги. Напомню, что на одну и ту же категорию ремонта одинаковых приборов мне давал два часа, а Владимиру Панову, или Владимиру Гордионову, которые, как и у меня, имели шестые разряды, по двенадцать часов и больше.

Ребята в рабочее время занимаясь своими делами и открыто посмеивались надо мной: «Василий, ты, как тяжеловес!  Кирпичников больше всех на тебя валит и ты тянешь этот воз!»

Однажды при подведении итогов по Соцсоревнованию я оказывался на шестом месте, в то время, как Панов и Гордионов разделяли первые места и получали премии.

До поры и времени старался на это не обращать особого внимания, но всему есть свой придел. Такое положение дела меня не устраивало, и было оскорбительным. Кирпичников не реагировал на все мои попытки поговорить с ним. В конце концов, обратился ко второму секретарю Парткома комплекса Травину. Он попросил меня написать обо всём письменно, что я и сделал.

Когда Травин по этому вопросу потребовал от Кирпичникова объяснение, Виктор Гаврилович заявил: «Как я могу сравнить Шиманского с Пановым, или Гордионовым? Шиманский – ас, а те слабые ребята, их надо поддержать».

На это Травин сказал: «Тогда почему слабые специалисты  при подведении итогов по Соцсоревнованию занимают первые места, а сильные находятся на заднем плане? Какие они слабые, если у них одинаковые шестые разряды?»

Не помню, что Травину  ответил Виктор Гаврилович Кирпичников, только я заявил так: «Вот мой трудовой договор с комбинатом, где «чёрным по белому» написано, что на комбинат принят механиком  КИПиА на целлюлозный завод номер два, а не в центральный цех КИПиА. Я слышал, что на ЦЗ №2 специалисты не только курируют строительство, но и ведут наладку,  поэтому думаю, не пора ли и мне появится там, куда я был принят на работу?» Так я покинул пирометрию и  незваным гостем явился на ЦЗ №2.

***

В то время директором строящегося завода номер два был Бронислав Иванович Слятский, начальником сушильного цеха, куда меня направили, Стоянов, заместителем начальника сушильного цеха хорошо знакомый мне Владимир Михайлович Олонцев, заместителем главного инженера по КИПиА Шевнин, начальником заводской лаборатории Вера Ивановна Киселёва, а куратором англичанин шведского происхождения Джордж Дальтон.

Каждый из этих людей к моему появлению на заводе отнёсся  по-разному. Бронислав Иванович Слятский и Стоянов встретили меня доброжелательно, что касается заместителя главного инженера по КИПиА Шевнина и заместителя начальника сушильного цеха Владимира Михайловича Олонцева, к большому моему удивлению, они  меня встретили в штыки. Их самолюбие было задето тем, что свой приход  на завод не согласовал с ними.

Возможно, был не прав, но четыре года тому назад мной был заключён договор с комбинатом, а не с ними, о том, что принят механиком КИПиА на завод №2. Если их интересовал вопрос подборки кадров, почему они об этом не поинтересовались у заместителя директора комбината по КИПиА Григория Ильича Шулькина, который занимался подбором и комплектовкой кадров?

В Центральной лаборатории, когда пришел для ознакомления с техникой, которую мне предстояло обслуживать, и встретился с заведующей Верой Ивановной Киселёвой, она, при виде меня состроила пренебрежительную гримасу и заявила заместителю главного инженера по КИПиА Шевнину: «Лучшего механика по КИПиА, как Василий Иванович Шиманский, вы не нашли? Что он понимает в киповских приборах, если он не киповец, а телевизионный мастер?».

Шевнин пожал плечами и сказал: «Он четыре года работал в Центральном цехе КИПи А. Все претензии не ко мне! Кто его сюда послал, с того и спрашивайте!»

С Верой Ивановной Киселёвой мы были знакомы по телеателье, как с женой Юрия Ильича Киселёва, которого в то время, когда я был во Владивостоке на сборах, приняли на работу в телеателье старшим радиомехаником, и они жили в здании телеателье. Это был 1965-ый год.

К тому времени, когда пришел на второй завод, был настолько уверен в себе, что на выпад Веры Ивановной и другие, не обратил внимание. У меня за плечами, кроме училища связи Тихоокеанского флота и специальности радиомеханика шестого разряда, было четыре года работы в лаборатории «пирометрия» и последний курс техникума  ЦБП.

Вскоре Шевнин перевёлся на Усть-Илимск, а вместо него назначили Владимира Васильева.

***

Я занимался курированием завода №2, поэтому мне часто приходилось сталкиваться с монтажниками и куратором Джорджем Дальтоном, с которым мы встретились на планёрке. Он прекрасно говорил по-русски.

После той планёрки мы стали обмениваться рукопожатиями. Как-то в разговоре он сказал мне, что живёт в гостинице БЛПКа по улице Мира №25, а я ему поведал о том, что живу почти рядом с ним, только через два дома и школу №1. Пригласил его к себе домой, потом неоднократно он приглашал меня к себе. Мы сдружились и часто с Джорджем на разные темы вели долгие разговоры, начиная со строительства, кончая политикой.

От него я узнал о том, что он в совершенстве владеет шестью иностранными языками и строительство заводов по переработке древесины курирует во многих странах.

В одном из бесед он сказал мне: «Россия – космическая страна, а порядка в ней нет». Спросил: «Почему ты так решил?» На что он ответил так: «В европейских странах прежде, чем строить комбинаты или заводы, к стройплощадке сначала прокладывают хорошие дороги, а потом начинают строительство. У вас стройку начинают в грязи по бездорожью, монтаж труб ведут внатяжку, с большой экономией. Что будет потом, мне трудно судить, но предвижу, как вы будете мучиться из-за такой экономии».

Поинтересовался: «Джордж, как тебе удаётся  запомнить столько языков?» Он достал небольшой переносной магнитофон, несколько кассет и сказал: «Чтобы не забывать языки, я всегда прослушиваю записи на тех языках, которые знаю, и часто разговариваю с магнитофоном.  Когда ложусь спать, в один вечер стараюсь думать на одном языке, в другой на другом и так далее. Вот так-то!»