ТАРАСОВ Ю.А.: Артём на заре своей истории. Глава 20. Наркоторговля и хунхузничество

Хунхузами, а точнее «хун-ху-цзы», т.е. «краснобородые» (Буяков А.Н. Арсеньев и хунхузы. Записки ОИАК. Т. XXXII.), называли вооруженных бандитов в северо-восточном Китае.

Связь этого явления с наркобизнесом очевидна.  В русском Приморье хунхузы появились одновременно с началом широкого культивирования культуры опийного мака (Буяков А.Н.  Наркобизнес  в  Приморье  и  на  Дальнем  Востоке  России:  исторический  экскурс  в  проблему // Записки  ОИАК. 1992. Т.XXVIII. С.62) в 70-х годах XIX века (РГИА ДВ Ф.702. Оп.4. Д.854. Л.24).

Своему распространению здесь она обязана китайцам, которые быстро приучили к опиекурению и аборигенов Уссурийского края.

Эти две группы населения и стали у нас главными потребителями наркотика, поэтому первоначально плантации опийного мака и небольшие опиепроизводящие предприятия возникали вдали от русских поселений, в глубинах Уссурийской тайги.

В районе Артема аборигенов не было, да и китайцев первое время жило немного, поэтому данная проблема до поры до времени обходила наши места стороной.  Ситуация начинает меняться только с началом XX века, когда вслед за переселенцами из России сюда хлынул поток иммигрантов из Кореи и отходников из Китая.  К тому времени, положение на рынке наркотиков тоже сильно изменилось.

Быстрое увеличение численности китайских рабочих на строительных объектах края переместило главный рынок сбыта опиума из таёжных дебрей в промышленные центры и, непосредственно, в быстро растущий Владивосток, уже обремененный своей «раковой опухолью» - китайско–корейской «миллионкой».  Объемы наркоторговли здесь увеличились в несколько раз и продолжали постоянно расти.

Это не могло не стимулировать рост производства опиума в прилегающих к городу местностях.  В число последних, естественно, вошла и территория Артема, вместе с соседними Шкотовским, Надеждинским и другими районами южного Приморья. Основными производителями наркосырья стали китайские и корейские арендаторы земли.

Выращивание опийного мака не было ещё запрещено российскими властями и масштабы его посевов регулировались исключительно объемом продаж и ценами на нелегальном (Легально опиум можно было купить только в аптеках, по рецепту врачей. (Буяков А.Н. Наркобизнес в Приморье и на Дальнем Востоке России: исторический экскурс в проблему.//Записки ОИАК. 1992.  Т.XXVIII. С.64)) опиумном рынке Приморья.  В первые годы XX столетия, после прекращения крупного железнодорожного строительства в регионе, и то и другое несколько стабилизировалось, не вызывая особого беспокойства местных властей.

В определенных рамках была даже разрешена деятельность коммерческих китайских обществ в крупных городах, запрещённая, было, в 1897 году, как несовместимая с российским законодательством (Приморский  край.  Краткий энциклопедический  справочник. Владивосток: Изд-во ДВУ., 1997. С.231).  Именно торговые китайские общества держали тогда в своих руках почти всю приморскую наркоторговлю, скупая на вырученные от неё деньги золото российских банков и вывозя его в Китай.  Хунхузы, в этот период, тоже вели себя относительно спокойно, сосредоточив свою деятельность, преимущественно, на эксплуатации тайных золотых приисков в Уссурийской тайге (В 1908 году, в результате экспедиции по особым поручениям Казаринова, была обнаружена и ликвидирована в таёжных западных предгорьях Сэхотэ-Алиня сеть золотых приисков, принадлежавших нелегальному китайскому обществу Гун – и – ***. (РГИА ДВ Ф.702. Оп.4. Д.747. Л.226)).

Однако вскоре зыбкое равновесие было нарушено.  В сентябре 1906 года, реформаторское правительство Китая объявило о запрете опиекурения, временно разрешив продажу наркотиков исключительно для индивидуального потребления в домашних условиях. Запретительные меры немедленно привели к организации большого количества тайных наркопритонов, а следовательно, и к резкому подъему цен на опиумном рынке Китая.  Это сделало чрезвычайно выгодным экспортное производство опиума в русском Приморье.

Однако настоящий опиумный бум начался в наших местах в 1911 году, после вступления в полную силу запрета на опиекурение в Китае (6  марта  1911  года  ввиду  окончания  льготного  срока  курения  опиума,  в  Гирине  был  сожжен  весь  его  запас,  хранившийся  на  государственных  складах,  Вступило  в  полную  силу  запрещение  курения   опиума  в  Китае. (РГИА ДВ Ф.1. Оп.1. Д.2005. Л.105)).  Всего за один год площадь посевов мака увеличилась по области более чем в два раза (В  1910  году  под  маком  в   Приморье  было занято  306  десятин  земли,  а  в  1911 году – только в Ольгинском уезде, уже  690  десятин. (Буяков А.Н.  Наркобизнес в Приморье… С.63)) и в дальнейшем продолжала непрерывно возрастать.  Дополнительно, этому способствовал закон «О жёлтом труде», запретивший использовать иностранную рабочую силу на казенных работах в Приморской области.  В один миг тысячи строителей-китайцев превратились в бродяг, большинство из которых присоединилось к производителям опиума в тайге (РГИА ДВ Ф.1. Оп.1. Д.2005. Л.165).

Преступный мир Китая немедленно отреагировал на изменение ситуации резким усилением деятельности хунхузов на всём юге Дальнего Востока России.  Именно с этого времени район Артема становится театром активных действий отрядов хунхузов и противостоящих им правительственных сил.

Первыми жертвами китайского бандитизма стали у нас жители хутора Орловки, поголовно вырезанные в ночь с 7 на 8 марта 1911 года.  Подобные кровавые нападения на отдельно стоящие хутора частных владельцев были не такой уж редкостью в дореволюционном Приморье.  В 1908 году подобная участь постигла жителей хуторов Изместьева и Кулеша, а почти 30 годами ранее – Г.Купера и шкипера Гека.  Гораздо реже объектами преступных посягательств хунхузов становились русские крестьяне.  В наших местах такой случай произошел в последних числах сентября 1911 года, когда на тракте, близ станции Океанская тремя вооруженными китайцами были ограблены пятеро возвращавшихся после удачной торговли из Владивостока крестьян Углового и Кневичей (Василий  Стецюренко (61  год),  Петр  Макогон (19  лет),  Онуфрий  Губский (32  года),  Петр  Резниченко (32  года)  и  Иван  Мойс (45  лет). (РГИА ДВ Ф.702. Оп.4. Д.734. Л.90)).

И всё же, главным объектом нападений хунхузов были тогда не русские крестьяне и хуторяне, а китайские и корейские арендаторы земли – основные производители опия-сырца, а также его скупщики – китайские торговцы (РГИА ДВ Ф.1. Оп.5. Д.2560. Л.198).  Именно в отношении этих лиц бандиты применяли самый изощренный и жестокий террор, с целью запугать их и заставить платить дань преступным организациям за право заниматься наркоторговлей или выращиванием мака.

Бывали подобные случаи и в наших местах.  18 марта 1911 года семеро хунхузов ворвались в фанзу близ станции Угольная и, после пыток, убили из револьвера её хозяина – корейца Куганти (РГИА ДВ Ф.702. Оп.4. Д.725. Л.76).  В 1-й половине августа того же года группа хунхзузов через день обстреливала хутор Дегтярева в районе Амбабозы, пытаясь запугать живущих там арендаторов корейцев.  Высланная по донесению Дегтярева воинская команда хунхузов не обнаружила, но обстрел прекратился (РГИА ДВ Ф.1. Оп.7. Д.1252. Л.226).  

Тогда же 5 августа произошло нападение на заимку шкотовского крестьянина Пашкеева.  Связав хозяина, его сына, и семерых работников хунхузы пытали двух работавших здесь китайцев, вымогая якобы спрятанный ими опиум (РГИА ДВ Ф.702. Оп.4. Д.734. Л.59).  Примерно то же самое происходило и во всех остальных районах Приморья.

Ещё в августе 1910 года во Владивостоке, под председательством самого военного губернатора Приморской области генерал-майора Свечина, прошло совещание по вопросу об очищении Южно – Уссурийского края от хунхузов.  На этом совещании констатировалась абсолютная неэффективность применяемых до сих пор мер против китайских бандитов путем посылки против них незначительных воинских сил уже после совершения ими своих преступлений.

Было решено перейти к регулярным и последовательным мероприятиям с участием значительного числа войск по заранее разработанному плану до полного искоренения хунхузничества в области, не останавливаясь перед применением самых решительных мер.  Последнее должно было означать отказ от использования существующих тогда достаточно либеральных законоположений следственного и судебного делопроизводства в отношении пойманных с поличным хунхузов (РГИА ДВ Ф.1. Оп.7. Д.1138. Л.21-27).

Кроме того, принято решение разделить весь Южно–Уссурийский край на пять районов, а последние – на участки, в каждый из которых назначить конную воинскую команду в 50 человек при двух обер-офицерах.  Территория нынешнего Артема, по данному плану, вошла в 1-й участок 2-го района, очерченного линиями: село Раздольное – устье Суйфуна – станция Угловая – с.Шевелевка – р.Майхэ – д.Многоудобная – с.Кролевец – с.Раздольное.  Здесь должна была действовать конная команда от Раздольнинского гарнизона.  Штаб 2-го района предполагался на ст.Евгеньевка (РГИА ДВ Ф.1. Оп.7. Д.1138. Л.36).

Главным способом борьбы было признано проведение облав одновременно на всех участках в период с 1 октября по 1 ноября и с 15 марта по 15 апреля каждого года (РГИА ДВ Ф.1. Оп.7. Д.1138. Л.38).  Кроме того, в каждом воинском гарнизоне предполагалось держать в готовности воинскую часть для преследования хунхузов в любое время по требованию гражданских властей, а также для подкрепления действующих команд в период облав (РГИА ДВ Ф.1. Оп.7. Д.1138. Л.44).

Именно на этом совещании, в выступлении военного губернатора Свечина, впервые прозвучало сравнение организации хунхузов с мафией.  «В наших краях – сказал он – возникла своя «каморра», но как инородческая, во много опаснее и неуязвимее своего прототипа итальянской…» (РГИА ДВ Ф.1. Оп.7. Д.1138. Л.48).

Для ведения борьбы с таким противником было признано необходимым выделить средства для организации тайной агентуры среди китайцев, подчинив последнюю начальникам трёх южных уездов и их становым приставам (РГИА ДВ Ф.1. Оп.7. Д.1138. Л.47).  Помимо прочего решено было также разместить в наиболее угрожаемых пунктах по роте солдат и предоставить чинам уездной полиции, в случае надобности, распоряжаться ими.  Вся система предложенных совещанием мер, в случае их полной реализации, способна была, пожалуй, если не ликвидировать, то в значительной мере ослабить хунхузническую деятельность в крае, низвести её до уровня малозначительного, рядового явления.

Однако данные мероприятия выходили за рамки компетенции администрации области и нуждались в утверждении их вышестоящей инстанцией.  Поэтому в 1910 году организовать агентуру среди китайцев не успели и выходы команд осенью этого года результатов не принесли.  Обо всех передвижениях войск хунхузы получали сведения как от китайских, так и от русских информаторов, в то время, как местонахождение самих хунхузов всё время оставалось тайной для преследовавших их сил.

Более того, при проведении операции выяснилось, что крестьяне русских деревень, в массе своей, вовсе не горят желанием помогать войскам против хунхузов и, даже, настроены боле враждебно к первым, нежели ко вторым (РГИА ДВ Ф.702. Оп.1. Д.579а. Л.444).  Объясняется это довольно просто.  Российские крестьяне не без основания считали, что настоящих таёжных хунхузов интересуют не они и их имущество, а опиум, которым торгуют корейцы и китайцы и деньги, полученные от этой торговли.  Даже при нападениях на китайские лавки, расположенные в русских деревнях, хунхузы, как правило, не грабили жилищ крестьян, а те, в свою очередь, никогда не вступали в бой с бандитами (РГИА ДВ Ф.1. Оп.7. Д.1227. Л.78), предпочитая отсидеться в подвале или в лесу (РГИА ДВ Ф.1. Оп.7. Д.1138. Л.26), хотя многие из них являлись отличными стрелками и были достаточно хорошо вооружены (К  началу  1911  года  на  руках  у  крестьянского  населения  Южно – Уссурийского  края  числилось  5420  стволов  нарезного  оружия,  в том  числе  в  Цимухинской  волости – 76  берданок,  8  трехлинеек,  51  винчестер  и  97 – других  систем. (РГИА ДВ Ф.1. Оп.7. Д.1229. Л.3-8)).

Когда летом 1911 года командующий войсками Приамурского военного округа отказал Приморским властям в выделении воинских команд для ежегодных облав на хунхузов (РГИА ДВ Ф.1. Оп.7. Д.1229. Л.17) и военный губернатор стал подумывать об использовании с подобной целью вооруженных крестьянских дружин, компетентные люди из его собственного аппарата пытались ему объяснить, что крестьяне против хунхузов небоеспособны (РГИА ДВ Ф.1. Оп.7. Д.1229. Л.96).  Да и сами сельские общества отказывались назначать своих членов участниками таких отрядов (РГИА ДВ Ф.1. Оп.7. Д.1229. Л.70).

Тем не менее, решение об организации в деревнях отрядов самообороны было принято и даже разработано некое подобие устава, регулирующего вопросы управления ими, порядок выдачи оружия, охраны села, оповещения односельчан и соседних селений в случае нападения хунхузов, тактику ведения боевых действий против них (РГИА ДВ Ф.1. Оп.7. Д.1229. Л.96).

Для вооружения крестьянских дружин было выделено только в 1911 году 5000 берданок и 1 миллион патронов к ним (РГИА ДВ Ф.1. Оп.7. Д.1229. Л.34).  Раздачи винтовок происходили и позднее, в том числе и в 1915 – 1916 годах.  С того времени сохранились списки способных носить оружие крестьян, оставшихся в селах после всех мобилизаций на Германскую войну.  Судя по ним, отряд кролевчан, например, состоявший из 32 человек (в список не вносились белобилетники и ратники 1-го и 2-го разрядов), уже имел на вооружении 34 винтовки (РГИА ДВ Ф.1. Оп.7. Д.1491. Л.197), получив их, видимо еще в 1896 – 1911 годах.  В то же время, дружинам Суражевки и Шевелевки винтовки еще не выдавались и они требовали для себя, соответственно, 20 и 24 штук от полицейских властей (РГИА ДВ Ф.1. Оп.7. Д.1491. Л.198).

Трудно сказать, какую роль в борьбе с хунхузничеством сыграло создание такого рода отрядов, но факт остается фактом: С момента их организации в 1911 году, нападения крупных китайских банд на русские деревни и сёла полностью прекратились.  В то же время, не известно пока и ни одного боевого столкновения крестьянских дружин с формированиями хунхузов.  По-видимому, негласное соглашение между ними продолжало действовать и в этот период, дополнившись лишь ещё одним пунктом, вытекавшим из факта существования военной организации крестьян.

Но, вернемся к Августовскому совещанию 1910 года.  Выработанные на нём мероприятия, в полном своем объёме, так и не были реализованы.  Плановые облавы на живущих в тайге китайцев проводились лишь осенью 1910 и весной 1911 года.  Только в этот период против них были применены предусмотренные совещанием исключительные меры, такие как сожжение расположенных в тайге китайских фанз – опорных пунктов хунхузов, уничтожение орудий незаконного промысла, выдворение из области всех задержанных там китайцев, независимо от того, есть у них билеты на право временного проживания в Уссурийском крае или нет (РГИА ДВ Ф.1. Оп.7. Д.1138. Л.34).  Одну из таких экспедиций возглавлял тогда В.К.Арсеньев (Буяков А.Н. Арсеньев и хунхузы… Т. XXXII.).

К началу 1912 года в действии остался только один пункт антихунхузнических мероприятий – существовала тайная полицейская агентура среди китайцев (РГИА ДВ Ф.702. Оп.1. Д.579а. Л.400).  Ещё в 1910 году, в дополнение к ней, уже помимо плана, была создана и китайская полиция для защиты своих одноплеменников-торговцев в крупных населённых пунктах и городах области (Приморский  край... С.231).  В целом, нанести хоть какой-либо серьезный урон организации хунхузов за период действия исключительных мер не удалось, и в следующий 1912 год население края вступало с таким же тревожным ожиданием, как и в предыдущий.

Беспокойство это разделяло и высшее руководство края.  По его настоянию, Приамурский военный округ всё-таки выделил часть войск для нанесения весной упреждающих ударов по хунхузским базам в тайге.  В частности, для очищения от нелегальных китайцев долины реки Майхэ, окрестностей деревни Лукьяновки и восточного побережья Уссурийского залива, в распоряжение пристава Сучанского стана была на один месяц направлена команда конных разведчиков 3-го Восточно-Сибирского полка, расквартированного в Шкотово в 1910-1911 годах (РГИА ДВ Ф.1. Оп.7. Д.1229. Л.13).

Неизвестно насколько эффективным был этот рейд и состоялся ли он вообще, но в начале лета хунхузы вновь появились в наших местах.

13 июня, расположившись на привал у границ заимки Лебедева, они произвели несколько выстрелов из винтовок, подняв панику среди его корейских рабочих и в фанзах, прилегающих к крестьянской даче деревни Суражевки.  Вслед за этим, хунхузы потребовали у них денег и, забрав их, удалились, оставив письменное требование собрать еще большую сумму к определенному сроку.  Подобной же данью были обложены корейцы деревни Майхэ, хуторов Хомякова, Дегтярева, священника Шкотово и корейской деревни Андреевки (Корейским крестьянам Андреевки  хунхузы приказали в двухнедельный срок собрать 1000  рублей. (РГИА ДВ Ф.1. Оп.7. Д.1229. Л.177)).

После завершения сбора денег в этом районе, банда планировала отправиться, с той же целью, на Сучан (РГИА ДВ Ф.1. Оп.7. Д.1229. Л.115).

Через несколько дней об этом стало известно приставу Сучанского стана Гетманову, который телеграммой на имя военного губернатора немедленно запросил помощь из Шкотовского гарнизона (РГИА ДВ Ф.1. Оп.7. Д.1229. Л.123).  Начальство в этот раз отреагировало на удивление быстро.  Вечером 22 июня взвод солдат из 30 человек, во главе с приставом и командиром 4-й роты капитаном Рындиным, в сопровождении военного фельдшера, вышел из лагеря и направился через деревню Андреевку в долину реки Батальянзы.  В этом походе приняли участие также четверо местных крестьян–охотников (добровольцев) и два переводчика китайца, обойтись без которых в Уссурийской тайге было тогда просто невозможно.

Рейд был стремительным.  Уже на рассвете отряд находился в верховьях реки Сан-Паузы, где, согласно полученным в Андреевке сведениям, должны были скрываться хунхузы.  Не обнаружив их здесь, немедленно двинулись дальше, почти насильно захватив проводника из местных корейцев (последние очень боялись мести хунхузов).  

В одной из фанз на своем пути захватили целую толпу безбилетных китайцев, однако доказать их принадлежность к хунхузам не представлялось возможным, оружия при них не было.  При допросе один из китайцев все-таки «раскололся» и сообщил, что неподалеку есть ещё одна фанза, в которой живут «настоящие» хунхузы.  Связав арестованных косами между собой и оставив их под охраной небольшого караула, отряд быстро продвинулся по лощине в верховья Большой Сан-Паузы.

Вскоре перед ними открылась обширная поляна, сплошь засеянная маком, посреди которой одиноко стояла обычная китайская фанза.  Обойти незаметно поляну было слишком сложно.  Рындин принимает решение немедленно атаковать бандитов.  

Развернувшись в цепь, отряд бросился вперед.  Из фанзы тут же выскочили четверо китайцев и бросились к лесу, где у них было спрятано оружие.  Через несколько мгновений туда же последовали и остальные. Первые, достигнув кустов, сразу же открыли оттуда огонь из винтовок.  Завязалась короткая перестрелка.  Всё ещё бегущие по полю китайцы вынуждены были залечь в борозды мака и стали легкой добычей солдат.  Остальным удалось скрыться.  К половине 11-го вечера все пойманные были доставлены в Шкотово (РГИА ДВ Ф.1. Оп.7. Д.1229. Л.177).  Так закончилась одна из первых боевых операций против хунхузов на территории нашего района.

Между тем, обстановка в крае продолжала накаляться.  С начала июня происходил небывалый ранее наплыв китайцев в Уссурийскую тайгу.  По донесениям начальника Петровского почтово-телеграфного отделения, с 4-го июля китайские торговцы не рисковали ночевать в своих домах (РГИА ДВ Ф.1. Оп.7. Д.1229. Л.219).

14 июля 1912 года на Тавайзе был убит владелец одного из расположенных здесь известковых заводов Николай Георгиевич Асланиди, а перед заходом солнца оттуда из-за мыса вышли три шаланды с людьми и направились к выходу из залива.  Пристав Гетманов взял на себя расследование этого убийства.  Через агентов ему удалось выяснить, что банда, в количестве 35 человек, переправилась в залив Восток, к селению Душкино, для сбора налога с китайцев и корейцев, добывающих там опиум. Возглавляли ее Хан Шу-ла, его помощник Ли Тин и учитель Чо Тун-пень.  Затем, они планировали перебраться в окрестности деревни Петровки, чтобы забрать опиум, собранный для них китайцами в заранее установленных фанзах.

Зная, где находится опиум, группа агентов Гетманова (трое крестьян – охотников и четверо китайцев) решила устроить засаду на хунхузов, но на рассвете 25 июля сама неожиданно столкнулась со всей бандой примерно в 8 верстах от Петровки по направлению к деревне Моленый Мыс.  Завязался бой.  Ошеломленные хунхузы, разбившись на три группы, отступили в разные стороны, унося трёх раненных и оставив двух пленных, один из которых также был тяжело ранен.  Агенты потеряли убитым одного человека.

На следующий день в преследование включился дежурный взвод Шкотовского гарнизона под командованием все того же капитана Рындина.  Объединившись с людьми Гетманова, солдаты прочесали всю местность в верховьях реки Петровки, обнаружив более двух десятков безбилетных китайцев, но поймать хунхузов опять не удалось.  Лишь к вечеру, когда взвод уже возвращался в Шкотово, случайно был схвачен лазутчик хунхузов.  По пути, арестованный проглотил смертельную дозу опиума, но шкотовский врач Шляхтин все-таки сумел спасти ему жизнь, и немного времени спустя тот уже давал показания по делу Асланиди (РГИА ДВ Ф.1. Оп.7. Д.1229. Л.128).

Банда, в это время, продолжала оперировать в районе Шкотово.  12 августа на неё неожиданно наткнулся русский мальчик, перегонявший через луг своих коров.  Он сразу же сообщил о своей находке отцу, а тот – Рындину.  Вечером того же дня, в результате внезапного налета, двое хунхузов были убиты, а 15 захвачены в плен.  8 человек успели скрыться в тайге (РГИА ДВ Ф.1. Оп.7. Д.1229. Л.313).

В течение лета 1912 года хунхузские шайки впервые понесли ощутимые потери.  Помимо поражений в районе Шкотово, Петровки и Кролевца, в Анучино были задержаны еще 17 настоящих бандитов, опознанных местными китайскими купцами.  Двое из них, перед самым отправлением в Никольск – Уссурийский были убиты при попытке к бегству.  По интересному совпадению ими оказались главарь банды и его помощник.  Не боясь мести главаря, несколько рядовых хунхузов согласились показать приставу  черниговского стана Якимову место хранения оружия и припасов в тайге.  В итоге, была обнаружена крупная перевалочная база хунхузов (В  дуплах  деревьев  было  спрятано  8  новеньких  трёхлинейных  винтовок,  без  накладок  и  шомполов,  но  с  белыми  костянными  мушками,  удобными для  стрельбы ночью.  Там  же  были  обнаружены  439  патронов,  много  съестных  припасов  и  маленьких  топориков,  которые  хунхузы,  обычно,  оставляли  на  местах своих  преступлений. (РГИА ДВ Ф.1. Оп.7. Д.1229. Л.272)), на которую опиралось сразу несколько бандитских групп, в том числе и та, что действовала в наших местах (РГИА ДВ Ф.1. Оп.7. Д.1229. Л.272).

Теряли людей хунхузы и в междоусобных стычках.  Примерно в это же время, произошло боестолкновение двух конкурирующих китайских преступных групп в окрестностях деревни Харитоновка, находившейся в районе нынешнего Артемовского водозабора.  Каким-то образом, сюда, явно не в свою «епархию», забрела шайка хунхузов из Манчжурии.  В перестрелке с обеих сторон было убито пять и ранено ещё несколько человек.  Случайно оказавшегося поблизости свидетеля – крестьянина деревни Харитоновки, хунхузы победившей шайки привязали к дереву и оставили на съедение зверей и комаров.  Несчастному только чудом удалось спастись (РГИА ДВ Ф.1. Оп.7. Д.1229. Л.317).

Серьёзный удар был нанесен наркобизнесу и на берегах реки Суйфун.  Пристав Рейхард, проводивший здесь поиск хунхузов, по-видимому, мало церемонился с китайцами – макосеями.  При его приближении они вырывали и бросали в реку свой нарко-урожай, а сами спасались бегством в село Раздольное и в Никольск–Уссурийск. По особому красив и величественен был в эти дни весь покрытый плывущим маком Суйфун (РГИА ДВ Ф.702. Оп.4. Д.747. Л.97).

И все же, это была лишь капля в море опиумных плантаций, захлестнувших в эти годы русский Дальний Восток.  Здешние крестьяне сами были заинтересованы в их распространении, получая за это выгодную арендную плату (Десятина хорошей земли сдавалась под посев опийного мака за 30 – 60, а порой и за 100 рублей в год, в то время как обычная аренда под пашню оценивалась всего в 12 рублей. (РГИА ДВ Ф.1. Оп.7. Д.1229. Л.146)).  Понятно, что под посевы мака сдавались самые лучшие участки земли, причём не только индивидуальной, но и общественной.  Так поступили, например, крестьяне деревни Майхэ, получив от корейцев ведро водки в качестве «благодарности» за услугу.  Впрочем, результат в данном случае был не совсем тот, которого ожидали обе стороны.  «Осажденные» хунхузами корейцы вынуждены были на всё лето перебраться в деревню Майхэ, а в фанзах оставались самые храбрые из них и почти каждую ночь вели перестрелку с невидимым врагом (РГИА ДВ Ф.1. Оп.7. Д.1229. Л.317).

Накал антихунхузнической борьбы не ослабевал и в последующие годы, вплоть до начала I-й Мировой войны.  В походах против китайских бандитов получали свой первый боевой опыт вахмистр раздольнинского Приморского драгунского полка Семён Михайлович Будённый (Приморский  край... С.56) и хорунжий 1-го Нерчинского казачьего полка Григорий Михайлович Семёнов.  Сотня последнего стояла в селе Кневичи в 1913 – 1914 годах (Атаман  Семёнов.  О  себе (воспоминания,  мысли,  выводы).  М., 1999. С.25).  Вскоре Гражданская война разведет их по разные стороны баррикад, но здесь, в Приморье, они вместе боролись против общего врага.  По собственному признанию будущего атамана Забайкальского казачьего войска Семёнова, действия против хунхузов дали ему большой опыт в способах ведения партизанской войны.

После отправки на фронт летом 1914 года расквартированных в Уссурийском крае частей 1-го Сибирского корпуса (Там же. С.26), всю тяжесть борьбы с китайским бандитизмом взяло на свои плечи ополчение, состоящее в значительной степени из местных крестьян.  Большинство из них не было заинтересовано в этой борьбе.  Поэтому, несмотря на принятие наконец 7 июня 1915 года специального закона «О мерах борьбы с опиекурением», хунхузничество вновь начало поднимать голову в наших местах.  Хранение, приобретение и сбыт опиума карались теперь 1 – 4 годами лишения свободы и денежным взысканием 500 рублей.  Посев мака наказывался 1 – 6 месяцами заключения и штрафом 300 рублей.  Предусматривалось наказание за ввоз опиума и приспособлений для его курения в Россию, а также предоставление помещений для опиекурения (Буяков А.Н.  Наркобизнес  в  Приморье… С.66).

Однако даже эти меры не останавливали наркоторговлю.  Ведь после их введения, а также полного запрещения с 1 января 1913 года курения опиума в Китае (Буяков А.Н.  Наркобизнес  в  Приморье… С.65), стоимость этого наркотика опять увеличилась  в несколько раз и достигла в 1916 году 500 рублей за один фунт в Шанхае и 90 – 110 рублей на чёрном рынке Владивостока (Буяков А.Н. Наркобизнес  в  Приморье… С.67). 

Коррупция среди российских чиновников на Дальнем Востоке достигла к концу империи невероятных размеров, втянув в свои сети даже многих высших представителей приморской администрации (Там же).  Вряд ли запоздалое ужесточение законодательства привело к уменьшению посевов опийного мака в крае.  Они лишь вновь отодвинулись дальше в тайгу, усилив, тем самым, контролировавших эти районы хунхузов, активность которых постоянно росла.

Одной из их самых дерзких операций в последний год существования Российской империи стало нападение 25 сентября на склад подрядчика по сборке рельсов для военного ведомства Ли – Хина, расположенный за фанерным заводом Скидельского на  ст.Океанской.  Ограбив склад, хунхузы, по своему обыкновению, увели с собой четырёх его служащих – китайцев.

В этом нападении приняли участие две или три группы хунхузов общей численностью до 70 человек.  Они пришли по давно заброшенной дороге из бухты Тавайза, а затем вернулись тем же путем до бывшей почтовой станции Амбабоза, чтобы потом, перевалив через сопки, уйти на север долиной реки Озерные Ключи (Возможно,  базой  бандитов  были  Зыбунные  копи  того  же  Скидельского,  где  к  тому  времени  работало  уже   несколько  сотен  китайцев).

В погоню за ними был послан помощник пристава 4-й части г.Владивостока Егоров с пятью городовыми, полусотней Уссурийских казаков и ротой 4-го Владивостокского артиллерийского полка под командованием штабс-капитана Нестерова (РГИА ДВ Ф.1. Оп.7. Д.1514. Л.197).  Естественно, столь большой и громоздкий отряд не мог настигнуть бандитов.  Егорову даже не удалось напасть на их след.

Однако эта экспедиция позволила дополнительно обследовать восточный берег п-ова Муравьева-Амурского и расположенные там 1 китайское и 7 корейских деревень.  В результате выяснилось, что с начала 1-й Мировой войны здешние корейцы успели освоить другой, не менее доходный, чем продажа наркотиков, преступный бизнес – контрабанду спирта (Причиной  появления  этого  промысла  стал  «сухой  закон»,  объявленный  в  России  вскоре  после  вступления  ее  в  Мировую  войну), и что почти все они уже имеют на руках огнестрельное нарезное оружие самых последних образцов (Там же).

Источник