Как Меркель научилась разговаривать с гопником
Я рос в довольно пролетарском районе Новосибирска, и с гопниками мне приходилось сталкиваться с детства. «Сталкиваться» – не очень подходящее слово, скорее, гопники были некой местной элитой и задавали порядки поведения на районе. Если группа гопников вступила с тобой в диалог, дело, скорее всего, закончится отъемом денег. Диалоги могли быть разными. Классическая ситуация выглядит так:
– Деньги есть?
Как правильно ответить на этот вопрос? Если скажешь «нет», то тут же следует:
– А если найдем?
Это уже более сложный вопрос. Ведь если скажешь «ну, ищите», и они найдут, то ты должен деньги отдать, ведь ты им соврал на голубом глазу и должен поплатиться за свое вранье. Если отказываешься от добровольного обыска – еще хуже, ведь этим ты явно показываешь, что соврал (иначе чего тебе боятся обыска). Но тогда, может, лучше сразу не врать, и на вопрос про деньги ответить честно «да, есть». Тогда следует вопрос:
– Займи мне до завтра Х рублей, на сигареты не хватает.
Отказать нельзя – обидишь хорошего человека. И понимаешь, что если занял, то «долг» никто тебе возвращать не собирается. Короче, как бы ты не ответил на вопрос, с деньгами ты расстаешься.
Деньги отбирали даже у тех, у кого их на данный момент не было. Например:
– Мне тут мой кореш сказал, что ты там про меня плохие вещи рассказывал?
Если ты отвечаешь: «Нет, такого не было», то тут же следует вопрос:
– Ты что, хочешь сказать, что мой кореш врет?
И тут выбор – сказать, что «кореш врет» – это обидеть кореша, который тебе завтра предъявит, а если сказать «нет, не врет» – это согласится с изначальными обвинениями. Короче, как ни отвечай, ты либо обидел гопника, либо его кореша, и должен естественно заплатить им за обиду. Если в срок не принесешь компенсацию, тебя ставят на счетчик. Один мальчик в соседнем дворе так вынес из дома все деньги и золото, чтобы рассчитаться за якобы нанесенную им обиду.
Многие мои знакомы считали, что нужно научиться разговаривать по понятиям, и тогда можно избежать негативных последствий, если гопники приглашают тебя к диалогу. На самом деле это были пустые надежды: никакие навыки не спасали. Ведь если гопники втянули тебя в диалог, значит, они смогут тебе объяснить, почему ты должен отдать им деньги. У них нет цели разобраться по сути и выяснить истину. Конечная цель любого их диалога – это объяснить, почему ты должен отдать им деньги.
Ты проиграл уже тогда, когда решил начать диалог. Я это понял довольно рано и старался этих диалогов избегать. По возможности, максимально спокойно и нейтрально, например: «Пацаны, нет времени болтать, на урок опаздываю», и удаляешься быстрым шагом, пока они соображают, что ответить. Если быстро уйти не получалось, то лучше было сразу вступить в открытую конфронтацию, например «С какой целью интересуешься?». Неизбежно, пару раз меня довольно серьезно били. Я был худой и слабый, кроме того, в детстве меня отдали учиться в музыкальную школу при консерватории, а не в секцию бокса. Зато и деньги отбирать больше не пытались, хотя они у меня постоянно водились – с 10 лет я занимался мелкой фарцовкой, а с 14 лет писал программы на заказ. Что я также понял с детства – гопникам невыгодны открытые конфликты. Они могут избить тебя один раз, чтобы запугать. Но если это не сработало, то, скорее всего, они от тебя отстанут и будут стричь тех, с кем не надо столько возиться.
Почему гопники не любят открытые конфликты? Есть две причины. Во-первых, после них может возникнуть неприятная для них суета. Как-то раз, когда моей головой в школе разбили оконное стекло, то вызвали врачей, милицию и несколько дней шли допросы школьной элиты и их родителей. Любое применение силы может выйти из-под контроля и привлечь нежелательное внимание третьих лиц. В случае добровольной отдачи денег подобные риски близки к нулю. Во-вторых, и это самое важное, каждое избиение не по делу рушит имидж «благородных донов». Весь их концепт отъема денег заключен в том, что они вежливые люди, тихо и спокойно со всеми разговаривают. Силу не применяют. Если они сумели путем своих интеллектуальных усилий объяснить тебе, что ты им должен денег – то, ты, конечно, неси. Не сумели, ну ладно, ступай с миром. Каждый отъем денег силой ставит их на одну доску с тупыми грабителями. А гопники заботились о своем имидже дворовых интеллектуалов.
После того, как я уехал из Новосибирска, я больше нигде с ними не сталкивался. Не то, что меня больше не грабили. Грабили. Но это было очень просто – удар в лицо и отъем бумажника. Или, например, подмешали наркотик, очнулся в реанимации без денег и без вещей. После моего новосибирского детства, никакие бандиты со мной псевдоинтеллектуальные беседы заводить не пытались – простым и понятным языком объясняли, что им от меня нужно.
Почему я про это вспомнил и так долго рассказывал? Потому что события, которые происходили со мной 30 лет назад, очень напоминают то, как Путин пытается развести Меркель. Путин пытается втянуть ее в бесконечный диалог, где при любых раскладах Путин окажется победителем. Как этот диалог выглядит на настоящий момент:
20 августа. Песков заявил, что в России будет проведено расследование, если подтвердится информация об отравлении Навального.
24 августа. Немецкая клиника Шарите заявила, что Навальный был отравлен. Казалось бы, условие, которое ставил Песков 20 августа, выполнено. Нужно начинать расследование. Но на следующий день Кремль ставит новое условие:
Какой вывод должен сделать нормальный человек? По каким-то причинам для старта расследования нужно идентифицировать вещество. Как только станет понятно, чем отравили Навального, расследование тут же начнется.
2 сентября. Немецкие власти заявили, что Навальный был отравлен «Новичком», причем заявление было сделано на самом высшем уровне – канцлером ФРГ. Начинает ли Кремль расследование, как обещал Песков 25 августа? Нет, не начинает. Следует череда новых требований и отговорок – создание совместного консилиума с российскими врачами, непредоставление данных России от Германии, если Навального и отравили, то не в России, а в Германии, следователям МВД нужно дать доступ к Навальному.
Мы видим, что требования Кремля растут как головы гидры. Стоит выполнить одно условие, как появляются другие. Эта игра без конца и края, и Меркель в ней не может победить, если следовать правилам, навязанным Путиным. Предположим, что Германия согласится пустить российских специалистов, чтобы они сами удостоверились в наличии «Новичка». Если им просто показать анализы, то ответ будет, скорее всего: «Мы не верим, покажите нам, как вы его нашли». Если Германия покажет (и тем самым нашим разработчикам химоружия уйдет ценная информация, в каком месте они прокололись), то всегда можно сказать: «Да, «Новичок» там есть. Но ведь его могли изготовить и не у нас, ведь его рецепт есть у стран НАТО». Как можно доказать, что «Новичок» приехал из России? Чисто теоретически немецкие специалисты могут приехать в Россию и обследовать все места, где был Навальный в то утро. И тут два сценария. Если они ничего не найдут (ведь у гбшников были три недели, чтобы почистить следы), то кремлевские скажут: «Ага…, вот видите, ничего у нас не нашли, значит, вы и отравили». Если же немецким специалистам удастся что-то найти, то опять включат пластинку: «А где гарантия, что вы не привезли с собой, ведь всем известно, что «Новичок» производится в странах НАТО». Если же немцы откажутся ехать в Россию (например, по соображениям собственной безопасности), то кремлевские скажут: «Ага…, вот видите, они не хотят ехать, хотя мы их и зовем. Значит, точно они подкинули». Если же Германия не пускает наших специалистов: «Вот видите, они не пускают наших специалистов, чтобы те все проверили, значит, им есть что скрывать». А если Германия не отвечает на бессмысленные запросы: «Вот видите, они сами отказываются отвечать на наши запросы, как мы можем возбудить дело?»
Гопник Путин пытается втянуть Меркель в этот бесконечный диалог, где он гарантировано выйдет победителем. Чем дальше ему удастся продвинуться в этом диалоге, тем больше у него будет козырей. На каждый ответ Германии можно задать десяток своих вопросов (по делу и не по делу), на каждый факт – выдвинуть десяток альтернативных объяснений. На каждый вывод, выдвинуть десяток сомнений. Гопника невозможно в чем-то убедить или что-то ему доказать. Он одновременно является и прокурором, и судьей. Степень убедительности вашего довода будет оценивать именно гопник, а не вы, если даже вам самим ваш довод кажется очень убедительным. И его цель – не найти правду, он ее и так знает.
Путин не первый раз применяет подобную тактику – втянуть партнеров в бесконечный диалог, чтобы посеять множество сомнений. Это было и в случае с малазийским боингом, и с отравлением Скрипалей, и в случае с Литвиненко. Это, пожалуй, первый раз, когда Запад, в частности Меркель, перестала вестись на гопнические разводки Путина. Мы видим, что после двух раундов («докажите, что он отравлен» и «скажите, каким веществом»), Германия просто решила игнорировать Путина и отправляет все данные в ОЗХО (Организация по запрещению химического оружия) и партнерам по «Большой семерке». Тратить время на бесконечные разговоры, в результате которого сам и окажешься виноват, видимо, никому больше не хочется.
Наконец, самый главный вопрос. Почему Путин вертится, как уж на сковородке, а не последует примеру саудовцев, которые после провальной операции по устранению неугодного журналиста, осудили 8 человек? Здесь есть два объяснения. Во-первых, «Путин своих не сдает». Понятно, что покушение совершено по приказу Путина, и если он сдаст исполнителей, то это сильно подорвет его авторитет внутри мафиозно-гбшной структуры. Во-вторых, как я писал ранее, гопники не любят шум и предпочитают все делать тихо и спокойно. Отсюда и тактика захвата Крыма – «вежливыми людьми» без единого выстрела, типа сами Крым добровольно отдали. Отсюда и многолетний процесс монополизации власти – по большей части он шел тихо, без открытых конфликтов. Отсюда и многолетнее давление на Навального. Все в рамках «закона». Если закона нужного нет, его придумывают. Если Путин формально признает, что кто-то из его силовиков пытался убить Навального, то это будет означать, что Путин де-факто признает, что не смог справиться с ним путем «интеллектуальной гопнической беседы», и вынужден начать действовать, как дворовый бандюган, путем грубой силы. А Путин очень ценит свой имидж дворового интеллектуала, которому «после смерти Махатмы Ганди и поговорить не с кем».
Автор - Максим Миронов
