ВЕХИ И ВЁРСТЫ. Глава 229. Моя двоюродная сестра и цыганка. Смерть товарища Сталина
Мои двоюродные сестра Вера и брат Иван были дома в то время, когда к ним в дом зашла цыганка.
Вера на кухне варила обед, а Иван в спальне рисовал картину. Ивана цыганка не видела, поэтому стала приставать к Вере: «Посмотри на себя в зеркало и обрати внимание на то, какая ты бледная! Красавица, позолоти мне ручку, я тебе погадаю и всю твою хворь исцелю». Вера пыталась прогнать цыганку, а та до того обнаглела, что стала шариться по всем углам.
Ивану это надоело, он вышел из спальни, да как гаркнет: «Вон! Пока башку тебе не размозжил!» Цыганка бросилась к дверям, бросив Вере на ходу: «Дай, хотя бы, серы на зубок! А болеть ты будешь, девочка сильно! Попомни меня!»
После ухода цыганки Вера расплакалась потому, что та цыганка своими словами сильно задела и без того её больную душу.
***
Валёк Котенко стал реже заходить ко мне, потому что купил себе ружьё, и теперь всю зиму готовился к весенней охоте. В феврале, когда солнце стало пригревать, он зарядил ружьё и с ним отправился на речку Желун, пострелять из него по мишени.
Чтобы ружьё не заржавело, Валёк пожирнее смазал его. Пока ружьё находилось в тепле, его спусковой механизм работал свободно и легко. Валёк, довольный этим, не стал убирать смазку, надеясь на то, что всё будет хорошо.
Пока он шел до речки Желун, смазка застыла, ружьё дало осечку, и выстрела не произошло. Патрон в патроннике пристыл и не желал выходить. Долго не думая, Валёк взял пару прутьев тальника, затолкал их в ствол и стал при их помощи выбивать патрон, но тот не поддавался.
Тогда он ударил стволом по бревну, чтобы выбить патрон, произошел выстрел, и ствол ружья разорвало.
Валька спасло какое-то чудо...
После этого ребята над ним подшучивали: «Валёк, когда пойдём уток стрелять?»
***
В начале марта по радио сообщили весть о болезни товарища Сталина, а вскоре и о его смерти. Что творилось в домах, на улицах и предприятиях описать невозможно. Все плакали, в народе началась паника.
Мама ревела навзрыд, причитая: «Что теперь с нами будет? Всё держалось только на нашем отце народов!»
Моя сестра Наташа плакала громче всех, да и у меня по щекам тоже текли слёзы. Вечером решил написать хорошее душевное стихотворение о Сталине, но, сколько ни пытался найти подходящие слова, идущие из глубины сознания, кроме «дорогой и любимый», ничего в голову не приходило.
На некоторое время отложил эту тему, но так и не смог шагнуть дальше этих двух слов. Ведь привык писать о том, что вижу и чувствую, а тут передо мной - тупик.
За неосторожное слово в то время давали по десять лет лишения свободы. В уголовном кодексе СССР была специальная статья номер сто пятьдесят восьмая, пункты десять и четырнадцать. Кто сидел по этой статье, того называли «болтуном».
