ЯРОСЛАВ ТУРОВ: УМНИЦЫ И УМНИКИ. ПОЛУФИНАЛ. ДЕНЬ 6. ПОСЛЕДНИЕ ДНИ В МОСКВЕ. ДВЕ ДОРОЖКИ
Последние дни в Москве. Две дорожки
Все уехали, я остался один. Ждать самолёта ещё два дня, и я решил осмотреть достопримечательности.
Первой в моём списке была Третьяковская галерея. На удивление, она оказалась вовсе не такой большой, как о ней говорили. Впрочем, скорее всего, половина залов были просто закрыты для зрителей, но и того, что мне показали, было более чем достаточно. Воочию узрел два самых известных портрета Льва Толстого, знаменитые портреты Пушкина, Гоголя, Грибоедова, Некрасова, Островского, Достоевского, Салтыкова-Щедрина, картины Ге, Крамского, Верещагина, Айвазовского, Васнецова, Репина, Шишкина и других. Более всего меня поразили два полотна. Первое — «Христос в пустыне» Крамского — надолго задержало меня, вызвав в душе самые светлые переживания. Для себя я решил, что непременно повешу в своём кабинете (который у меня, конечно, будет) копию этой картины, чтобы лик Спасителя, мучимый сомнением и духовным поиском, призывал меня к действию и прогонял главный человеческий порок — лень. Второе полотно — «Явление Христа народу» Иванова — шокировало, заставило в удивлении раскрыть рот. Сколько труда, сколько величия, сколько «простоты, добра и правды»! Сразу вспомнился гоголевский «Портрет»: «Всё тут, казалось, соединилось вместе: изучение Рафаэля, отражённое в высоком благородстве положений, изучение Корреджия, дышавшее в окончательном совершенстве кисти. Но властительней всего видна была сила создания, уже заключённая в душе самого художника». К великолепному полотну прилагался живой и интересный рассказ экскурсовода, что вызывало вдвое больше чувств. Из Третьяковской галереи я ушёл с мыслью, что одна из целей жизни моей только что была достигнута — я видел величие и бессмертие во плоти.
Вслед за Третьяковкой я посетил музей Маяковского на Лубянке, оформленный в авангардистском стиле. Некогда в этом здании снимал комнатку и творил знаменитый поэт. Комнатка осталась, остальное разворотили, перекорёжили, завернули спиралью, прибили к потолку стулья, стены облепили кричащими плакатами РОСТА, намалевали зачем-то портрет великого Гоголя и надругались над ним. Этот авангардизм остался для меня непонятным. Страшно было бродить одному среди этих бесчисленных грозных голов и горбатых носов непримиримого красного бунтаря. Ужасное, мерзкое было время! Боже, спасибо тебе, что я познаю его суть из книг и картинок, а не из личного опыта!
Завершающей точкой в моем путешествии стал храм Христа Спасителя, восстановленный на народные деньги в 90-х годах. Здание производило впечатление переродившегося титана — оно было красиво и величественно, но я не чувствовал в нём того, что в нём должно было быть — духа древности. Храм был совсем новым, как модная гостиница в центре Благовещенска, он не вызывал благоговейного трепета, — мол, на этом самом месте молились императоры и первые лица империи. В середине 30-х годов XX века храм был взорван, а на его месте планировалось возвести грандиозный Дворец Советов. Но у большевиков кишка оказалась тонка, поэтому ограничились плавательным бассейном. Ироды! Разрушить такую красоту, чтобы построить бассейн! Ладно бы ещё Дворец Советов — он бы был символом величия Советского государства. Но рушить прекрасное, не давая ничего взамен, — варварство!
На входе меня долго осматривали металлоискателем — так, как не осматривали даже в аэропорту в зоне досмотра. Видимо, мальчик в меховой шапке с полным пакетом книг вызывал слишком много подозрений. А вдруг террорист?
Среди мощей святых в храме я увидел кусочек ткани. Охранник с рацией, дубинкой и толстой шеей объяснил, что это лоскуток с плаща самого Иисуса Христа. Во взгляде его и сотен прихожан, прикладывавшихся к лоскутку, было столько веры, что я подумал: «Этот лоскуток, поди, уже сам уверовал, что когда-то был частью Спасителя!»
Среди людей, встреченных мной в Москве, хочется выделить двоих — это моя хорошая знакомая Наташа и пока ещё не очень хороший знакомый Борис. Наташа — очень сильная и независимая девушка. Проучившись год в Благовещенске, перевелась на первый курс в Московский пединститут. Она уже нашла себе работу, подыскивала квартиру и всерьёз подумывала о создании семьи. Она жила, как выходило, радовалась каждому мигу, стараясь просто быть счастливой, не загружая голову лишними переживаниями. «Я свободна, — говорила Наташа. — Учусь, где хотела, у меня любимая работа и любимый молодой человек. Я молода и здорова. У меня всё есть». И действительно, чего ещё нужно для жизни? Заниматься любимым делом, не наживать проблем, не страдать от зависти, угрызений совести и болезней и стараться жить счастливо. И не нужны никакие богатства, бессмертия, славы, власти и все те бесполезные и довольно абстрактные по природе вещи, к которым так стремится большинство людей.
Если я поступлю в МГИМО и успешно закончу его (выберем наилучший вариант), передо мной откроются все пути. Я могу избрать такой — найти себе хорошую девушку, подходящую мне по всем параметрам, взять её в жены, снять квартиру, устроиться на престижную работу, заниматься творчеством и наукой, растить детей и жить счастливо… Умом я понимаю, что это правильно. Сердце отказывается верить. Любить всех и жить счастливо… К такому пути пришёл в конце своего духовного пути Пьер Безухов. Но дошёл он до этого, лишь познав все страсти и пороки — масонство, филантропию, несчастную любовь, богатство и разврат, муки войны и плена. Ничего из этого списка мне неизвестно. Я стою лишь на самом начале пути. Я, как князь Болконский перед Аустерлицким сражением, всё отдал бы за краткий миг славы. Не дешёвой, но доброй славы, настоящей и живой. Как Наполеон. Как победитель Наполеона. Меня ещё не ранило осколком бомбы, я ещё не понял сердцем этой христианской любви, этого всепрощения и самопожертвования. Я жаждущий в пустыне. Дайте же, дайте мне напиться, люди! Не судите, да не судимы будете, ибо каждый из нас не без греха! Мой грех — тщеславие и жажда власти. Они помогут мне, они же меня и погубят.
Борис… Борис — это Диавол, демон в человеческом обличье. Познакомились мы совершенно случайно, и так же случайно я узнал, что это бывший молодой человек Наташи. Как интересно судьба-то закручивается! Покруче любого романа или детектива. Сидя в дорогом кафе, где Борис меня угощал, мы беседовали. Невысокий юноша, неброско, но опрятно одетый, с короткими аккуратными ручками аристократа, через длинную трубочку посасывал жёлтый коктейль с каким-то изысканным названием, время от времени заедая его мороженым с шоколадной крошкой.
Пару лет назад выиграв всероссийскую олимпиаду по истории, Борис поступил на истфак МГУ, но через год не выдержал и перепоступил на юридический. Почти как Лев Толстой. Разница была в том, что Лев Толстой, поступив в Казанский институт, воспылал страстью к наукам, а Борис, наоборот, усердно учившийся до вуза, в МГУ совершенно «забил» на учёбу. Вспоминая наш разговор, я грустно улыбаюсь. Передо мной, скрестив аккуратные пальчики, сидел господин Чичиков наших дней, воплощённый телесно закон силы этого мира, закон выживания. Борис быстро понял: учась на юриста, максимум, чего он добьётся, — это станет хорошим адвокатом (о посте судьи или прокурора он иллюзий не питал), да и то при условии, что будет дни и ночи проводить на работе. Живой дух русского предпринимателя тут же подсказал ему иной выход — и спустя какое-то время деньги потекли рекой. Будь у меня хотя бы половина той суммы, которую он заработал с первой же своей сделки, и общага в придачу, я мог бы безбедно жить и заниматься творчеством в Москве целый год. «В чём твоя цель?» — спросил я его. «Ну, пока что деньги, деньги и только деньги! Миллионы, миллиарды, — мягко ответил он и скромно улыбнулся, потупив ясные глазки с огромными ресницами.
— Тут, в Москве, столько всего, так много соблазнов, и всё хочется попробовать… С девушкой встречаться — деньги, не ездить на метро — деньги, жить по-человечески — много денег! Когда в МГУ тебя окружают одни мажоры, запросто позволяющие себе всё, что душе угодно, поневоле просыпается чувство зависти, которое и толкает тебя на заработки». — «А как же душа? Ты заботишься о душе?» — «Душа?! А что душа? Душу свою я довольно потешил в школе. Теперь тело берет своё. Я молодой мужчина, мне нужны дорогие машины, красивые женщины, роскошная одежда и изысканные развлечения, а не поездки в метро со всякими злыми пролетариями. Возможно, под старость я вспомню о душе…» Борис рассказал, как он много раз пробовал начать курить и пить алкоголь. На вопрос: зачем? — он ответил, что многие люди получают от этого большое удовольствие, и он не хочет отказываться от такого простого способа его получить, он должен попробовать всё. Но курить ему было «больно и неприятно», пить «невкусно и паршиво», поэтому этих удовольствий он был лишён. Сейчас он пьёт «всякую каку, вроде разноцветных коктейлей за тысячу рублей». — Ну хорошо, будет у тебя много денег, будут у тебя все блага мира, а дальше что? Ты же не думаешь, что будешь жить вечно? — спросил я его. — Почему ты так решил? — улыбнулся Борис. — Я узнавал: сейчас полным ходом идут исследования по преодолению старения, уже добились того, что мыши после операции живут в полтора раза дольше. Поднакоплю денег, продлю свою жизнь лет на пятьдесят, а там, глядишь, ещё чего-нибудь изобретут. В крайнем случае, заморожу себя, чтобы лет через двести меня воскресили, переселили в новое тело и я продолжил бы жить.
Интересная трактовка бессмертия, — подумалось мне. Но… оставаться на Земле? Жить на Земле вечно? Но это же глупо. Зачем, если почти наверняка есть куда развиваться дальше. Как сказал мессир Воланд, «каждому будет дано по его вере». Я не хочу вечно быть россиянином Ярославом Туровым. Я хочу туда, вслед за Пушкиным, Достоевским, Толстым… Не сейчас, но когда-нибудь, после того как я выполню свою миссию здесь. А он хочет до бесконечности вкушать радости мира и упиваться своим богатством, которое, кроме скуки и презрения к людям, ему ничего не даст. Он уже пренебрежительно относится ко всем, кто ездит в метро, называя их «злыми пролетариями». А мне метро показалось транспортом совершенным. Поезда прибывают каждые три минуты, не заставляя часами ждать себя, и покрывают огромные расстояния в короткий миг. Люди тоже самые обычные. Разве что много их слишком и чересчур безразличные лица у них, но это не даёт никому права презирать их. Но что бы Борис ни думал о своей жизни, он по-своему прав. У каждого своя дорога. Борис создал о себе впечатление человека очень начитанного и, в общем-то, доброго. Пускай стремится к своей цели, если считает её необходимой. Он прав, пока не совершает зла, пока не становится причиной горя людей. Я не осуждаю его. Счастья тебе, Борис, наши пути ещё встретятся!
За стеклом иллюминатора чернело небо и медленно падал снег. Впереди меня ждал заслуженный отдых, дорогие родители, любимая девушка. Битва моя ещё не окончена. Скоро дадут новую тему, и, облачившись в доспех веры, взяв в руки щит улыбки и копьё интеллекта, я с новыми силами ринусь вперёд.
Самолёт взлетел. Выход в финал — это ещё не окончательная, но всё же победа, думал я. Почему же мне удалось добиться её? Может быть, оттого что верю в то, что снабжённая отчаянным желанием мысль становится реальностью? Или оттого что я хорошо молился и бог услышал меня? Или просто усидчивость, упорство и удача сыграли свою роль? Всё это так, но не только. Я добился успеха, потому что ощущал на себе огромную ответственность. Ответственность за тех, кто верил в меня, кто надеялся на меня, кто думал обо мне хорошо в этот нелёгкий для меня момент. А таких было много — это и друзья, и родные, и учителя, и просто хорошие люди, словом и делом оказавшие мне огромную поддержку. Всем им от души говорю спасибо.
Мой успех в каком-то смысле показателен. Люди вполне могут извлечь из него урок. Потребительское общество, в которое нас пытаются превратить «рабы истории», духовно разобщено, в нём каждый сам за себя. Это не наше. Такая модель имела бы успех в Европе или Америке, но мы, русские, в чьих жилах течёт и восточная кровь, сильны своим единством. Своеобразная круговая порука держала меня в ежовых рукавицах, не давая ни на секунду опускать руки. Сколько было моментов, когда хотелось всё бросить, махнуть рукой, застонать: «Я больше не могу, нет сил!» Но мысли о том, что за моей спиной стоят родители, друзья, знакомые — жители Амурской области, — открывали во мне всё новые и новые резервы энергии. Так и страна моя, великая когда-то Россия, ставши одной семьёй, страной «муравейных братьев», а не сборищем отдельно взятых личностей, сумеет выстоять, не распадется и заблистает в лучах обновлённого величия.
Но только как это сделать?
