Жёлтый дьявол. Том 3. Зубы жёлтого обломаны. 1920-23 гг. Глава 6. Пропаганда
Глава 6-ая
Пропаганда
1. Весь рис в руки трудящихся
– Вот!
Штерн подошел к большой карте Дальнего Востока, висящей на стене…
– Видите? Хабаровск, Иман, Спасск, Никольск-Уссурийск, Владивосток – укрепленные пункты.
– Ну?
– В каждом городе сильный гарнизон. Хабаровск и Владивосток – базы.
– Так.
– Они укрепились и сидят прочно. Вопреки нашим ожиданиям, ни малейшего намека на эвакуацию. Они не уходят.
– Но они уйдут.
– Когда? Вы можете указать срок, повод, причину?
– Гмм.
Кушков задумался и почесал затылок. Члены Ревкома усиленно задымили папиросами.
– Я это говорю к тому, товарищ Кушков, что поведение японцев мне не нравится. Замыслы у них тёмные. Ваши дипломатические переговоры едва ли к чему-нибудь поведут.
– А как иначе?
– Иначе? Надо действовать резче, решительно и дерзко.
– Опасно. Испробуем ещё один способ.
– Именно?
– Пропаганду. Отпечатаем на японском языке листовки и распространим их среди японских солдат. Авось разложим – поторопятся уйти.
Штерн недоверчиво улыбается:
– Сомнительно. Разложить листовками японскую армию… Гм! Из камней сметану жать – толку больше.
– Попытаемся.
Кушков взял карандаш.
– Я думаю пустить это под лозунгом: «Весь рис в руки трудящихся». Вот…
И он крупно вывел наверху страницы:
БРАТЬЯ, ЯПОНСКИЕ СОЛДАТЫ!
...
Хмурый мартовский вечер, упершись ногами в восточный край небосвода, старательно давит и сталкивает за горизонт тусклую розовую полоску.
Еще полчаса… час… Темно.
Только снег, уже тронутый, сереет побуревшей ноздреватой глыбой.
Скоро Спасск.
Железное тело броневика, слегка вздрагивая, режет воздух.
Веником искр хлещет паровоз в застывшее пузо молчаливой ночи.
Скоро Спасск.
В служебном вагоне, прицепленном к броневику, горит свеча.
Командир броневика Иван Шевченко и Дербенев усердно возятся с какими-то тюками.
– Я думаю, этой пачки для Спасска хватит?
– Эге! Клади сюда.
– Ладно. А этот тюк на Имане оставим… Им тоже немного надо. Остальное в Хабаровск.
– Добре.
Угугугуууууу! – кричит паровоз.
Дербенев подходит к окну.
– Спасск, брат… приехали…
– Эге. Увязывай.
Перрон вокзала ярко освещен электрическими фонарями.
А впереди, на сотню саженей, на третьем пути, за составами двух эшелонов – темно.
Неподвижный, молчаливый, черный стоит броневик.
Штаб спасского гарнизона принимает от Шевченко груз.
– Мдаааа! – тянет начгар Тимофеев. – Дело хорошее… Только будет ли польза?
– Отчего же нет?
– Да так… думается… Впустую это… Листовки эти японцам на завертки пойдут.
– А вот, попытайтесь.
– Попытаемся… что ж… Може и выйдет.
– Давайте попробуем сейчас, – предлагает Дербенев. – Иван! Бери пачку. Пойдем.
– Да ну! – отмахивается Шевченко. – Где сейчас?.. Кому?
– Как кому? Вон эшелон рядом стоит… Авось выйдет какой-нибудь япош. Пойдем. Да стойте, стойте! Куда вы все-то? Пожалуй еще испугаете. Подождите здесь… Вернемся – расскажем.
Шевченко берет пачку листовок.
Дербенев в ажитации потирает руки.
Выходят.
За броневиком на четвертом пути – японский эшелон. Спит.
Дербенев и Шевченко пытливо вглядываются в темноту.
Никого. Даже часовой куда-то запрятался…
Но вот в конце эшелона кто-то показался. Приближается.
В волнении ждут. Слышен японский разговор. Двое.
– Ага!.. Идем.
Дербенев тянет Шевченко за рукав.
– Аната![3]
Японцы останавливаются.
– Аната! Возьми.
Шевченко тянет японцам листовку.
– Цто?
– Бери, бери… Это наша пиши… Большевика… японским солдатам… Хочешь, читай?
– Борсуика? Модзно. Давайть.
Японцы жадно хватают листовку.
Дербенев в восторге: клюнуло.
– Бери, аната, бери… Ваша японский соладат и наша большевика игаян, аната… Иди читай… Тут, брат, всё написано.
– Коросё, коросё… – лепечут японцы.
– Вот, возьми ещё… Дай другой японский солдат… Можешь?
– Модзно, модзно… – радостно говорит японец.
И Дербенев протягивает всю пачку.
– Только смотри… Японский офицер увидит – плохо будет… Не показывай.
– Коросё… Этто… японский офицер… увидеть нет… Нам показывай нет.
– Вот-вот… Смотри. Ну, прощай.
Шевченко и Дербенев хлопают каждого японца по плечу и жмут им руки.
Японцы кланяются.
В это время с шумом открывается дверь теплушки. Внутри фонарь. Полоса света, прорвавшись, падает на стоящих.
Дербенев и Шевченко в изумлении отскакивают.
Перед ними, улыбаясь и скаля зубы, стоят два японских офицера.
– Оцень вам благодарны, гоцпода. Мы с удовольствием процтем васи дзаписка… До цвидания.
2. Я – борсуика
– Сюда, друзья, сюда!
Горченко толкнул дверь хибарки и пропустил вперед спутников.
Свет лампы заставил вошедших зажмуриться.
Полещук и Кобзарь враз поднялись с табуреток.
– Ну, как?
– Как видишь, благополучно, – смеётся Горченко. – Ни одна крыса не заметила. Ну, друзья, раздевайтесь.
Трое японских солдат, из них один унтер-офицер, смущенно и торопливо снимают шинели.
Через минуту все за столом.
– Так вот, товарищи! – говорит Горченко. – Эти солдаты приехали из Владивостока. Они тут в командировке. Завтра возвращаются. Их батальон на Первой Речке. Ми-Ши-До их знает.
– Да, да, – улыбается унтер. – Я дзнай одень коросё… Этто ми… один дзеревня.
– Добре! – отвечает Полещук. – Можно.
– Вот, хорошо. Ты, Ми-Ши-До, скажи этим своим ребятам, что вот эти товарищи к ним приедут. Пусть они их запомнят. И больше чтоб никому не верили. Понял?
– Конецно.
Ми-Ши-До что-то быстро передает солдатам.
Те, довольные, смотрят на Кобзаря и Полещука, кивая головой в знак согласия.
– Да, братцы, – говорит Горченко, – наше братанье на пользу пошло… Не то, что те листовки, что на прошлой неделе привозили. Ну, ладно. Теперь давайте, ребята, обсудим наш план.
– Можно.
Все ближе подвигаются к столу. Керосиновая лампа слегка чадит.
На следующий день на вокзале Свиягино Ми-Ши-До провожает своих сородичей. Они уезжают во Владивосток с почтовым поездом.
Горченко, Кобзарь и Полещук стоят в сторонке, изредка бросая в сторону японцев какие-то многоговорящие взгляды.
Второй звонок.
Ми-Ши-До о чём-то торопливо шепчется с уезжающими.
В этот момент из станции выходит японский комендант. Увлекшись, Ми-Ши-До не замечает коменданта и не отдаёт ему чести.
Хриплый, резкий окрик… и маленький унтер-офицер, вспыхнув, оглядывается и вытягивается перед комендантом.
Крикливой и быстрой японской руганью мечет японский комендант и на какое-то замечание Ми-Ши-До бьёт его по лицу.
И вдруг, на удивление всей публике, дисциплинированный японский солдат с криком выхватывает из ножен широкий штык.
Миг… и стальное лезвие мягко уходит в живот коменданта.
И в ту же минуту, со штыками наперевес, со всех сторон бросаются на безумца японские солдаты.
Дикие, неслыханные слова выкрикивает, умирая, маленький желтый унтер-офицер:
– Я борсуика! Я борсуика!.. Убивайтц!
3. Невероятная весть
Через неделю после гибели Ми-Ши-До жители Первой Речки бросаются с кроватей, разбуженные пулеметной стрельбой и топотом копыт японской кавалерии. Выскакивают на улицу… Смотрят.
Там, в стороне, под сопкой, где японские казармы, что-то происходит.
Что там?
А в центре Светланки беснуется в своем кабинете генерал О-Ой.
Он только что прискакал в штаб. Его подняли с постели.
– Мерзавцы! – скрипит зубами О-Ой. – Я им покажу. Таро!
– Я.
– Приказ на «Хизен». Хррр тьфу!
Клочьями летит слюна изо рта генерала.
– Слушаю.
– Пиши: капитану 1-го ранга Иро-Ши-Масо. Завтра утром принять на борт броненосца…
Таро пишет.
...
На утро по всему городу змеей ползет невероятная, чудовищная весть…
Бунт в японском гарнизоне на Первой Речке.
В казарме партизанской части волнение.
– Товарищи! – говорит командир: – наши ряды растут. Вчера подняла восстание японская рота. Оно подавлено. Но это первая ласточка. Японский солдат просыпается.
– Ура!
...
В кафе Кокина тоже волнение.
– Менделевич! Слышали?
– Ну, а то как? Я же говорил раньше… Вчера иена стоила…
– Иена падает.
– Караул!
На Семёновском и Мальцевском базарах. – то же.
– Батюшки! Что вы говорите?.. Я слышал – только рота.
– Да нет! Целый батальон… Уверяю.
– Говорят, полк.
– Или полк.
– Что с ними сделают?
– Что сделают? Чудак. Что, вы японцев не знаете? Расстреляют их из пушек…
– Очень просто.
– Мать богородица!
– Это партизаны мутят.
– Что?
– У моего знакомого родственник в японском штабе служит… Говорит, что там два партизана были. Только их поймать не удалось: скрылись.
– Что? Партизаны?
– Партизаны.
– Митька! Что говорят-то?
– Бают, тетка, партизаны были.
– О, господи! Ирина Власьевна! Слыхала?
– Ну?
– Бунт-ат не японцы, а партизаны, бают, устроили… Переодетые.
– Что ты?
– Ей-богу.
– Слыхали, господин профессор?
– Да! Я, собственно, и в начале не особенно верил. Мне казалось, что это провокация или…
Молва растёт.
4. «Язва»
– Кто там?
– Зелёный арап.
– Входи!
Дверь отворилась.
Потом коридор. Потом рукой в кнопку и… кусок стены пополз в сторону.
Щёлкнул выключатель.
– Где Клодель?
– Здесь, – откуда-то раздаётся голос.
Дверца шкафа – настежь.
– Я. Кто звал? Я!.. Пётр. Что тебе нужно?
– Их увозят.
– Когда? Куда?
– Завтра. В Японию.
– Подозрительно.
– Да.
– Кому приказ?
– Иро-Ши-Масо.
– Гм! Хорошо. Фу-Шин дома?
– Да.
– Лети к нему. Пусть тренирует Язву: по якорной цепи на борт судна. Чтоб к вечеру была готова. В 7 приду. Ждите.
– Хорошо.
Темно. Изредка на полминуты врывается луна и вновь исчезает.
На рейде то там то сям дрожат, мелькают огоньки.
Вон впереди, недалеко от берега, тяжёлой чёрной громадой встаёт из воды железный остов. Из пяти толстых труб валит, не переставая, чёрный дым.
Это броненосец «Хизен».
Вот он все ближе… ближе… Близко.
Китаец-яличник перестает крутить веслом. Он нагибается и вытаскивает из-под сидения небольшой ящичек.
Поворот задвижки… и дверца открыта.
– Ну, Ядзва! ходи-ходи…
Он тихонько свистит.
Огромная мускусная крыса высовывает в дверцу голову, поводит усами, нюхает, как бы производя разведку. Решилась. Гибко прыгает на рукав… бежит по рукаву вверх… и, усевшись на плече, трется головой о щеку китайца.
– О-хаа… Ядзвааа… – ласково тянет китаец.
Сняв крысу, он сует ей в рот какой-то светящийся предмет.
Затем тихонько опускает ее в воду… в сторону броненосца.
– Пошола, Ядзва, пошола!.. Тибе умна… тибе дзнай… Хо! Ца!.. Пошшла.
5. Расправа
Молча, в своей каюте стоит перед столом капитан Иро-Ши-Масо.
На столе лежит тайный приказ генерала О-Ой.
А рядом с приказом маленькая целлулоидная трубочка…
Эта трубочка каким-то таинственным путем попала на борт «Хизена». Ее фосфорический блеск привлек внимание вахтенного…
Капитан хмурится.
– Кто? Кто из команды принес её? Кто изменник?
И капитан Иро-Ши-Масо перечитывает в третий раз вынутую из трубочки записку: «Намерение ген. О-Ой нам известно, но… Рота должна быть в целости доставлена на берег Японии. Иначе… Вы погибли».
Криво усмехнувшись, Иро-Ши-Масо выходит из каюты.
Утро.
Под белым молочным покрывалом спит Японское море.
– Готово?
– Есть!
– Хорошо.
Капитан Иро-Ши-Масо спускается на палубу.
Вдоль борта, полураздетая, ежась от сырости, выстроилась мятежная рота. Желтые тела покрыты печатями ран… Чернеют полосы и пятна запекшейся крови.
У каждого к правой ноге проволокой прикручена тяжелая гиря.
Знают: смерть.
Готовы.
Горят глаза затаённой злобой… Смотрят вперед…
Там… против: другая линия желтых, застывших лиц… Там блестят штыки, и в патронник каждой винтовки послан боевой патрон.
– Смирно!
Холодным взглядом смотрит вперёд капитан Иро-Ши-Масо.
– Кто не желает умереть, пусть выйдет вперед и назовёт имена зачинщиков и участников из других частей… Ну!
Молчат.
Только лёгкое движение… да жгучая ненависть… горячим потоком из чёрных глаз…
Да в иных – смерть.
– Не хотите? Отлично. Ротааа!
Движение. Кто-то дрогнул. Не выдержал. Шагнул вперед… Шатается. Но вдруг… Остановился… Ковыляя, бросается назад…
– Банзай!..
И, перевалившись через борт, падает в воду.
Что-то острое подступило к сердцу.
– Банзай! – подхватывает криком мятежная рота и сразу… толпой… вслед за первым… кидается в море.
– Пли!
Запоздалый залп гремит в воздухе.
А потом… тишина.
Тихо…
И вдруг… Со звоном падает на железную палубу винтовка…
Последним одиноким криком раздается тонкое:
– Банзай! – маленького побледневшего матроса.
– Гхааа! – бросается к борту разъяренный капитан, рванув револьвер, и пошедшему на холодную смерть посылает вдогонку пулю.
В полдень, метя по небу черной полосой дыма, броненосец «Хизен» возвращается на рейд Золотого Рога.
А в одном из домов Эгершельда маленький японец, стиснув зубы, стоит на коленях.
Вот он взглянул в окно… и видит стальной остов «Хизена».
Так…
Кривой нож уходит в полость живота…
Поперек раскрываются кровавые губы…
Пальцы, скрюченные судорогой боли, ловят и хватают кишки…
Это кончает харакири командир казнённой роты.
6. И то ладно
– Не может быть?
Клодель встаёт от удивления.
– Уверяю.
– Неужели без конвоя?
– Говорю тебе.
– Кто с ним?
– Иро-Ши-Масо.
– Отлично. Если они поехали на «Горностай», то вернутся не ранее 11 ночи.
– Думаю.
– Отлично. Беги к Рыжему… Пусть берут 5 человек для засады.
– Где засада?
– За ипподромом, у госпиталя. Я буду там.
– Хорошо.
Пётр опускает рубильник… и огромный камень, повернувшись на оси, открывает ход в склеп.
Войдя в склеп, Петр несколько минут прислушивается, потом отмыкает замок решетки и выходит на кладбище.
Ночь.
Шесть человек прячутся за забором крепостного госпиталя.
Тихо.
– Удивительно, – говорит Рыжий, – как это О-Ой решился поехать без охраны.
– Да… будет каяться.
– Хе-хе!.. Каяться уж на небе придётся.
– Тише!
Вдали вспыхнул огонек и погас.
– Сигнал. Едут. Внимание… Цельтесь вернее.
Шесть рук вытянули револьверы в проломы забора…
Ждут.
С мягким гулом, протянув вперёд огненный хобот, приближается машина.
Вот. В автомобиле – один.
Бах… бах… бах… бах… бах… бах… – гремят выстрелы… и шесть фигур бросаются врассыпную.
Напуганный шофёр дает полный ход и с ревом, пролетев пустырь, несётся по Луговой и дальше… по Светланке.
А на дне автомобиля, скатившись с сидения, мотается на поворотах и плавает в крови тело капитана 1-го ранга Иро-Ши-Масо.
О-Ой задержался на «Горностае».
7. Тоже «борсуики»
Таро внимательно смотрит на майора На-О.
– Это важное поручение, майор.
– Я понимаю.
– Но вы уже опытны. Ваши успехи в прошлом говорят за вас.
На-О молча кланяется.
– Вы должны, – продолжает Таро, – проникнуть в их штаб и узнать как их замыслы, так, по возможности, и имена наших изменников.
– Понимаю.
– У вас будет помощник капитан Ми-То. Ваш район – Хабаровск. В других местах будет проделано то же.
– Слушаюсь.
– Подробный план вы получите завтра и завтра же поедете в Хабаровск.
– Слушаюсь.
На-О встает и, поклонившись, выходит.
...
На станции Хабаровск гомон и шум.
Подошедший почтовый поезд выплевывает на перрон пассажиров.
Во все стороны снуют и толкаются частные пассажиры, японские и китайские солдаты и партизаны с близ стоящего эшелона.
Но вот внимание партизан привлекает нечто необычное.
Под небольшим конвоем выходят из теплушки двое японских солдат.
Увидев партизанов, японцы срывают с себя погоны, толкают конвойных и быстро юркают под вагоны, призывно крикнув:
– Борсуика! Борсуика!
Опешивший было конвой бросается в погоню.
Но партизаны, поняв в чем дело, толпой кидаются к конвойным, со смехом преградив им путь…
Шум, гам…
Бегут японские офицеры и солдаты… Крики.
Партизаны уступают, но… Дело сделано.
Беглецы уже в эшелоне. Через несколько минут, одетые наспех в полушубки и папахи, два «борсуика» лезут в полковую двуколку.
Партизан щелкает бичом, и… ищи ветра в поле.
Начальник хабаровского гарнизона Балашов приветствует японских товарищей:
– Вы в безопасности. Мы вас так укроем, что ни один чёрт не найдет. Поверьте.
– Ипенски дзандарма… оцень…
– Жандармы? Ого! Руки коротки… Пусть попробуют.
Успокоенные японцы кивают головой и быстро переглядываются.
Это майор На-О и капитан Ми-То.
«Борсуики».
