ВЕХИ И ВЁРСТЫ. Автобиографический роман. Глава 185. Табак и махорка. Приусадебные участки

Папа курил махорку, поэтому мы в огороде всегда сеяли по две грядки табака. Мне нравился запах табачного дыма, но курить махорку меня не тянуло. Один раз попробовал затянуться самокруткой, но чуть не задохнулся.

Я не любил растение табака потому, что его надо было пасынковать, а это не очень приятная работа. Папа не раз мне говорил: «Вася, если ты начнёшь курить, никогда не делай это украдкой, а то спалишь дом. Человеческая натура такая, если тебе позволяют что-то делать - не интересно, если не позволяют – делаешь. Человек похож на козу - если козе бросить ветки под ноги, она на них не обратит внимания, а если эти ветки подвесить к потолку, она из последних сил будет тянуться к ним до тех пор, пока не дотянется». Таким был и я.

Вскоре после войны вышел правительственный указ об усадебных участках в городах, по которому они урезались до шести соток.

Папа очень расстроился, когда у нас обрезали огород с двенадцати до шести соток. Он говорил мне:

«Сколько я вложил сил на этой земле, одному богу известно. Когда строился, здесь рос такой листвяк, который я корчевал несколько лет подряд. Если сегодня копнуть немного глубже, можно напороться на смолистые корневища. А сколько навоза вложил в этот песок, чтоб облагородить землю. Пришли, обмерили и отхватили кусок жирного пирога. Как подумаю о том труде, который вложил, плакать хочется. Что поделаешь? Правительству видней, что делать. Наши власти обеспокоены тем, чтоб наш народ не разбогател и ни стал жить лучше, чем живут они".

На той земле, которую отхватили у нас и наших соседей, прибавив к ним ту, на которой до войны планировалось строительство детских площадок, сделали новую улицу.

Мама предложила:

"Давай построим теплицу, будем её отапливать и кушать ранние овощи".

Отец махнул рукой сверху вниз и ответил:

"Отапливать теплицы запретили, а их размер ограничили. Теперь содержание теплиц не стоило свеч. Не дурость это?"

Сказав это, он замолчал. Я тогда сказал ему:

«А что если мы, удобренную нами землю, к себе на огород переносим? Участок, черт с ним, а земля наша».

Отец ответил:

«Новые хозяева могут нам войну объявить, тогда житья совсем не станет. Ну, её к лешему! Пусть подавятся ей!»

После этого дома в посёлке стали расти, как грибы.

Захар Павлович Шаган, родной брат матери Валька Котенко, на нашей улице на огородах Яковенко и Крючковых построил себе дом. На бывших усадьбах Шаповаловых и Юкович встал дом Котельниковых, у Гурских и Малышко часть огородов отхватил и построил на них хоромы Каменев Генка.

Так на нашей улице стало не семь домов, а гораздо больше.

После того, как прожить на маленьких участках земли стало тяжело, многие люди нашего посёлка стали срываться с насиженных мест и уезжать в лучшие края.

Семья Яковенко переехала в Благовещенск, а в их дом вселились Сухановы. Мишка и Митька Шкуропацкие с родителями уехали в город Охотск, наши соседи Шуваевы разошлись, и тётя Дуся, как и семья Клары Яковенко, переехала в Благовещенск.

Из старых моих детских знакомых и товарищей в посёлке остались: Борис Кизлевич и Шурик Гулевич, у которого был старший брат Юзик и сестрёнка Зина. Они были детьми дяди Вани Гулевич, который застрелил бандита у амурского магазина. Гулевич Зине и Крючковой Вале исполнилось по тринадцать лет, мне они казались соплячками.