Нижнеамурская голгофа: Дальневосточная республика
См. Начало Нижнеамурская голгофа. Ч. I. Поиски истины
На фото - красные казаки - партизанские командиры Приморья. Второй слева командир красногвардейского и партизанских отрядов в 1918-1922 годах Г.М. Шевченко, уссурийский казак, в отряде которого одно время находился Я.И. Тряпицын.
Дальневосточная республика
К началу 1920 года положение молодой Советской республики значительно улучшилось. Колчак и Деникин терпели одно поражение за другим.
Победы Красной Армии привели к поражению антисоветской военной интервенции. 16 января 1920 года Верховный совет Антанты вынес решение о снятии экономической блокады с Советской России.
На Дальнем Востоке бывшей Российской империи складывалась довольно непростая ситуация. В то время именно на этой территории происходили наиболее важные события Гражданской войны.
В ходе наступления Рабочекрестьянской Красной Армии (РККА) и внутреннего восстания рухнуло так называемое Российское государство Колчака, со столицей в Омске, до этого контролирующее большую часть Сибири и Дальнего Востока.
Остатки этого образования приняли название Российская Восточная окраина и сконцентрировали свои силы в восточном Забайкалье, с центром в городе Чита под руководством атамана Григория Семенова. К этому времени на значительной части территории была восстановлена советская власть.
В январе 1920 года от колчаковцев были освобождены Владивосток, Уссурийск, Петропавловск-Камчатский. Американские, французские, английские экспедиционные корпуса начали эвакуацию с территории Дальнего Востока. Командующий японскими войсками в Хабаровске генерал Сирамидзу 4 февраля 1920 года в опубликованной декларации заявил, что японская армия абсолютно нейтрально относится к политической борьбе в России.
Но советская власть не спешила присоединять этот регион непосредственно к РСФСР, так как существовала угроза от третьей силы в лице Японии, которая официально выражала свой нейтралитет.
В то же время она наращивала свое военное присутствие в регионе, явно давая понять, что в случае дальнейшего продвижения советского государства на восток, открыто, вступит в вооруженное противостояние с Красной Армией.
Это была серьезная угроза молодой Советской Республике - воевать на два фронта с белогвардейщиной и империей Восходящего солнца ей было не под силу.
Да и местным Советам, получивших недавно власть в свои руки не улыбалось открытое столкновение с мощной, хорошо обученной армией оккупантов в лице Японии.
Это привело бы к разгрому и многочисленным жертвам. Во избежание прямого столкновения сил РККА и японской армии, ненадолго захвативший власть в Иркутске в январе 1920 года эсеровский Политический центр уже тогда выдвинул идею создания на Дальнем Востоке буферного государства, вроде как с Советами, но вместе с тем официально независимого, основанного на демократии.
Естественно, руководящую роль в нем он отводил себе. Большевикам эта идея тоже понравилась, но во главе нового государства они видели только правительство из числа членов РКП(б).
Под нажимом превосходящих сил Политцентр вынужден был уступить и передать власть в Иркутске Военно-Революционному комитету.
Образование Дальневосточной республики как буферного государства особо рьяно старался воплотить в жизнь председатель иркутского ревкома Александр Краснощеков.
Для решения дальневосточного вопроса в марте 1920 г. было создано специальное бюро при РКП(б).
Кроме Краснощекова, наиболее видными деятелями Дальбюро были Александр Ширямов и Николай Гончаров. Именно при их активном содействии 6 апреля 1920 года в Верхнеудинске (ныне Улан-Удэ) было создано новое государственное образование - Дальневосточная республика, провозглашенная 6 апреля 1920 года Учредительным съездом трудящихся Прибайкалья и просуществовавшая до 15 ноября 1922 года. Столицей новообразовавшейся республики стал Верхнеудинск, а с октября 1920 года - Чита. В состав ДВР вошли Забайкальская, Амурская, Приморская, Камчатская области и Северный Сахалин.
Властные структуры ДВР контролировали Амурскую область, Хабаровский округ и Прибайкалье, отторгнутое позже у ДВР Советской Россией. На территории Приморья и Камчатки существовали местные автономные просоветские правительства; в Забайкалье власть принадлежала Народному собранию и правительству Забайкальской республики, сформированным атаманом Семеновым еще в период Сибирской республики в 1918 г. Северный Сахалин и часть районов материковой части с железной дорогой контролировались японскими войсками.
Говоря проще, власть в ДВР была поделена между красными, белыми и хозяйничавшими здесь японцами, а сама новоиспеченная республика - представляла из себя марионеточное, официально независимое, демократическое государство с капиталистическим укладом в экономике.
Создание Дальневосточной республики было бы невозможно без активной поддержки со стороны Советской России. 14 мая 1920 года она официально признала новое государственное образование.
Вскоре центральное московское правительство начало оказывать ДВР всестороннюю помощь, как политического, так и экономическую плана, но самое главное, со стороны РСФСР новому государству была предоставлена военная поддержка. Данный вид помощи заключался, прежде всего, в создании на основе Восточно-Сибирской Советской армии собственных вооруженных сил ДВР - Народно-революционной армии (НРА).
Москва, также, старалась контролировать внутреннюю и внешнюю политику ДВР, надеясь с помощью НРА в будущем разгромить несоветские республики Забайкалья, Приамурья и Зеленый Клин. Пока же ДВР фактически являлась буферным государством между Советской Россией и Японией.
«Буфер» тихий, негласный по отношению к Японии, объявили и белогвардейцы. Мол, расправимся с большевиками, а потом выкинем и японцев. Так рассуждал, по всей видимости, и атаман генерал-лейтенант Г.М. Семенов, возглавивший читинское Правительство Российской восточной окраины - последний оплот Белого движения в Сибири.
«Де-факто» многотысячный японский военный корпус хозяйничал от Владивостока до Иркутска, превратив край в свою вотчину. А ведь не для того, чтобы стать рабами у «япошек», обустраивались здесь с великими трудностями недавние переселенцы из центральных областей России.
Поскольку красные не могли ручаться за исход гражданской войны в их пользу, то можно ли было всерьез надеяться, что большевики когда-нибудь ликвидируют образовавшуюся ДВР и освободят «республику» от японцев, грабивших край и притеснявших местное население?
Простой народ видел, что перед японцами заискивают и белогвардейцы, и большевики. А раз так, то ему ничего не оставалось, как взяться за оружие и для того, чтобы сбросить ненавистное чужеземное иго, встать под знамена тех, кто восстал против незваных гостей.
Именно этим, а не «классовой борьбой» объясняется стихийное появление партизанских армий на пространствах Дальнего Востока.
Эту стихию должен был кто-то возглавить. Поэтому, воодушевляясь открывающимися перспективами, для того чтобы воплотить в жизнь свои «идеалы», сюда устремились эсеры-максималисты, просто эсеры, анархисты, социалисты и прочие.
В советский период историки единодушно считали создание ДВР плодом «мудрой политики Ильича». Именно возникновение ДВР, как буферного государства и повлияло, в конечном итоге, на судьбу города Николаевска-на-Амуре, занятого к этому времени партизанским соединением под командованием Я.И. Тряпицына, который в отличии от большинства командиров и партийных советских работников резко выступил против строительства на Дальнем Востоке буферного государства. Чем он руководствовался?
Если коротко, то - ненавистью к интервентам и верностью советской власти - вот ведь, какие чисто анархические принципы! И он был прав! Мы отметили, как к «буферу» относились противоборствующие стороны - красные и белые. А как на него смотрел еще один, пожалуй, главный участник - страна Восходящего Солнца?
Да, она давно только и мечтала о его возникновении. 21 января 1918 года, отправляющийся на Дальний Восток, немного ни мало, начальник 2-го разведывательного отдела генерал- майор Накадзима Маса-такэ, получил инструкции от премьер-министра Тэраути Масатакэ, военного министра Танака Гиити и начальника Главного Штаба Уэхара Юсаку.
Премьер-министр, инструктируя Накадзима Масатакэ, отметил: «Если русские создадут на Дальнем Востоке систему самоуправления с умеренным режимом, которая станет «защитной дамбой», то империя направит полномочную миссию для переговоров и, если это будет необходимо, предоставит на условиях займа денежные средства, оружие и др.».
Военный министр Танака Гиити дополнил: «Как только будет полностью создано новое сибирское правительство, то правительство Японии, если только у него попросят помощи, готово не только оказать таковую, но и для достижения общих целей призвать для этого другие союзные государства».
А начальник ГШ Уэхара Юсаку подытожил, поставя перед Накадзима Масатакэ следующие задачи: «1. В нынешней ситуации империя должна принимать во внимание предотвращение распространения германского влияния на Восток. Для этого на Дальнем Востоке при поддержке империи следует построить «защитную дамбу», но таким образом, чтобы это делалось исключительно руками русских, избегая вмешательства во внутренние дела России. 2. Во время командировки в Сибирь Вам надлежит изучить положение дел, вступать в контакт с влиятельными лицами России, пропагандировать вышесказанное и прилагать все усилия для достижения поставленных перед Вами задач».
Вот и получается, что ДВР вовсе не плод «мудрой политики Ильича», а давно вынашиваемая японским правительством цель. Тряпицын подспудно догадывался, что что-то тут не чисто, но на первых порах, наивно считал авторами строительства на Дальнем Востоке буферного государства - Приморское земство и попавших под его влияние коммунистов.
Еще 29 марта 1920 г он отправляет через Иркутск и Омск радиограмму Ленину, в которой обращаясь к руководству Советской России за помощью, руководящими указаниями и моральной поддержкой, просил: «...сообщите ваш взгляд на создание буферных государств на Дальнем Востоке?»
По всей видимости, какой-то ответ на эту радиограмму был получен. Косвенные доказательства ответа есть, ибо 31 марта в радиограмме, отправленной в Москву, Омск, Иркутск, говорилось:
«Красная партизанская армия Дальнего Востока, заброшенная на далекой северной окраине, получив привет от товарищей из России, в свою очередь приветствует российский пролетариат в его героической борьбе и доблестную Советскую армию, освободившую Сибирь от кровавого царства буржуазной диктатуры и офицерской опричнины... Партизанская Красная Армия Дальнего Востока написала на своих знаменах лозунг советской власти, и лозунг этот понесет до тех пор, пока не добьется полной победы. Мы объявили беспощадную войну всем врагам трудящихся. Долой соглашательство! Долой интервенцию! Да здравствует Великая Российская Советская Республика! Да здравствует Интернационал!»
И, скажите пожалуйста, где здесь анархизм? Явно большевистская риторика. Напомню. Анархизм (от греч. anarchia - безначалие, безвластие), общественно-политические и социально-экономические учения, отрицающие необходимость государственной власти и политической организации общества, а также общественные движения, провозглашающие своей целью освобождение человека от всех видов политического, экономического и духовного принуждения. Анархизм во всех вариантах обязательно включает:
1) полное отрицание существующего общественного строя, основанного на политической власти;
2) представление об идеальном общественном устройстве, исключающем принуждение;
3) определенный (преимущественно революционный) способ перехода от первого состояния ко второму.
Партизанское движение на Нижнем Амуре
Гражданская война на Дальнем Востоке, пожалуй, самая запутанная часть истории Страны Советов. Начнем с того, что для Сибири, Забайкалья, Дальнего Востока периода Гражданской войны характерны как красные, так и белые партизаны.
Все зависело от того в чьих руках находилась власть в тот или иной период. Далее, многие сначала воевали за белых - потом за красных и наоборот.
Отдельные особо одаренные личности, вообще, умудрялись по несколько раз менять свою окраску. И это было характерно не только для Приморья, но и для всей территории нашей многострадальной страны.
Например, в Архангельской области таких «героев» прозвали «валетами» или перевертышами. Про таких говорили: «Красные придут - он с ружжом стоить. Красные уйдут - на сеновале отсидится. Белые придут - он опять с ружжом стоить».
Белые при катастрофической нехватке личного состава частенько насильно мобилизовали местных мужиков и казаков, вынуждая тех при их приближении просто сбегать в тайгу. Я не ставлю, в данной работе глобально исследовать причины возникновения и само партизанское движение, коснусь лишь общих черт красных партизан.
Кто же они партизаны Приморья: большевики, анархисты или просто недовольные жизнью и властью люди?
Эта восставшая народная масса возникла стихийно, она не давала присяги на верность новой власти и ее представители мало разбирались в платформах различных партий. Вот что пишет писатель Р.И. Фраерман (бывший комиссар этих самых партизан) - краеведу И. Дудину, 24 февраля 1969 г.:
«В то время партизаны не имели сформировавшихся партийных организаций. Кто называл себя большевиком, тот носил на груди красный лоскутик. Называвшие себя анархистами носили черный. Но были и такие, которые считали себя анархо-коммунистами, носили красно-черные розетки и кокарды».
Иначе говоря, склонность самого командующего партизанским соединением Я.И. Тряпицына к «анархизму» была примерно на том же уровне, что и «стояние на платформе большевиков» у его оппонента И.Т. Андреева, т.е. всего лишь на уровне личный предпочтений, а не партийной принадлежности. Вероятно, поэтому Тряпицына еще называют «анархистом-индивидуалистом».
В связи с тем, что местное население того времени было малограмотно, а некоторые и вовсе безграмотны, то все зависело от степени подкованности того или иного агитатора, ведущего вербовку, как среди кандидатов, так и среди потенциальных партизан, насколько он владел информацией и мог ее донести до слушателей, как он понимал идеи большевизма, анархизма, народовластия, насколько мог ими увлечь аудиторию.
В советской исторической литературе партизанское движение в низовьях Амура по имени его командира получило название «тряпицынщина», как дальневосточный вариант «махновщины».
С этим, отчасти, можно согласиться - в обоих случаях это была народно-крестьянская война, вождями в которой выступали не коммунисты, а анархисты. С рабоче-крестьянской Красной армией они были близки не только в социальном, но и в политическом плане: имели общих врагов.
В идеологическом смысле их объединяла вера в коммунистическое будущее. Хотя большевиков на Нижнем Амуре было немного, преуменьшать или вообще отрицать их роль в организации партизанской борьбы будет не совсем корректно.
В то же время главным побудительным фактором была не агитация большевиков за восстановление советской власти, а экономические проблемы нижнеамурской деревни зимой 1919-1920 года.
До революции российский Дальний Восток и Нижний Амур, в частности, полностью зависели от импорта промышленных и продовольственных товаров. Журнал «Вестник Азии» писал, что российский Дальний Восток не мог выдержать конкуренции с привозными, более дешевыми иностранными товарами ввиду отдаленности привоза, а вместе с тем и большой ценности, поэтому должны почти совершенно уступить столь богатый и обширный рынок иностранному сопернику.
Революция и последовавшая за ней гражданская война этот механизм нарушили. Зиму 1919 года нижнеамурцы встретили в условиях хронической нехватки продовольствия. Ответственность пала на колчаковское правительство, которое при поддержке японских интервентов свергло в сентябре 1918 года просуществовавшую четыре месяца советскую власть и не смогло решить проблемы экономического плана.
Управляющий Сахалинской областью в донесении в департамент колчаковского правительства об экономическом положении на территории писал: «В последний месяц дороговизна чрезвычайно возросла, спекуляция душит обывателя, борьба с которой, благодаря зависимости от иностранных китайских и японских рынков, до сих пор невозможна. Чаще всего слышатся упреки, ропот на правительство».
Другой экономической составляющей недовольства нижнеамурцев колчаковской властью была ее политика в области рыболовства. Как известно, для нижнеамурской деревни основной экономический вопрос упирался в судьбу рыбацких заездков. Николаевский-на-Амуре исполком Советов успел национализировать крупный рыбный промысел и разгородить заездки.
Новая власть, восстановленная с помощью мждународного империализма, отменила это решение, возвратив их старым хозяевам. Была еще одна причина для массового недовольства нижнеамурцев колчаковским правительством - его сотрудничество с японским экспедиционным корпусом, который недвусмысленно показал, кто является хозяином сибирских земель на самом деле.
Командующий японскими войсками в Сахалинской области генерал Козима издал правила по управлению оккупированной областью, которые базировалось на следующих трех принципах: 1) территория подчиняется действиям законов Японской империи; 2) русское население не приравнивается по своим гражданским правам к японским подданным, а рассматривается как население завоеванной страны; 3) управление им передается военным властям, которые имели право давать любые распоряжения, касающиеся местного населения. Таким образом, причин для вооруженной борьбы за восстановление советской власти в низовьях Амура было больше чем предостаточно.
Вот как пишет в своих воспоминаниях о начале партизанского движения в низовьях Амура один из его организаторов Д. С. Бузин (Бич), (почему-то многие революционные деятели той поры брали себе псевдонимы в виде другой фамилии, как берут сейчас «позывные» участники украинского конфликта):
«По всему краю бродили небольшие партизанские отряды, состоявшие из местных революционеров, бывших красноармейцев, рабочих и т. д. К ним постепенно присоединялись и все те, кто не хотел и не мог мириться с произволом интервенции, кто стремился добиться свободы для родного народа. Чем больше свирепствовала реакция и чем больше помогали ей японцы, тем быстрее росли и крепли ряды вольных партизан- повстанцев, главным образом из крестьянской среды. Повстанцы, пришедшие в отряды из сожженных сел и деревень, внесли новый, так сказать, организационный лозунг: «Кто не с нами, тот против нас».
Состав партизанских отрядов был очень пестрым, как и мотивы участия в нем.
Один из организаторов борьбы за власть Советов на Дальнем Востоке П.П. Постышев писал в воспоминаниях: «Были в отрядах и кулаки, и люмпен-пролетарии, и выходцы из мелкобуржуазной среды - были не только у Шевчука. Одни шли драться за советскую власть, другие против японцев «За Россию», третьи - чтобы поживиться».
Один из виднейших сибирских большевиков А. А. Ширямов честно написал, что среди и русских приисковых рабочих Амура имелся «значительный процент сильного уголовного элемента».
Самостоятельная жизнь в безлюдной тайге превращала старателей в анархических личностей, в связи с чем амурскими партизанами «было проявлено немало излишней жестокости».
Ширямов прямо отмечал, что «амурский таежник мстит так же, как мстили наши далекие предки». А что вы хотите, если на протяжении многих лет в данный регион перемещать уголовников, люмпенов, политических и прочих нежелательных элементов из центральной России, да еще примкнуть к ним бежавших по милости государя Петра Первого и осевших здесь упертых староверов, то представляете какая гремучая смесь получается.
Приняли участие в партизанском движении так же китайцы, корейцы и малые народности Нижнего Амура. Об их степени цивилизованности говорить вообще не приходится. «Восток - дело тонкое» - говорил товарищ Сухов и не каждому под силу разобраться в их менталитете, а с японцами они всегда были «на ножах».
На одном из сходов представителей гиляцкого населения было принято следующее постановление: «Мы, гиляки, никогда не призывали, и не будем призывать японских солдат на защиту себя от партизанских отрядов, отказываемся от всякого покровительства японских войск и требуем, чтобы японские отряды не посещали наши стойбища и скорее оставили нашу землю, в которой устройство порядка принадлежит нам самим. Мы против непрошенных нами пришельцев, будем делать вооруженное сопротивление вместе с крестьянами и партизанскими отрядами. Выйдем все, как один, будем защищать свою жизнь, детей и имущество до тех пор, пока не выгоним из своей земли преступные японские шайки, или ляжем все в борьбе за жизнь и свободу».
Корейцы Нижнего Амура, чья родина была оккупирована японцами с 1910 г., горели желанием поквитаться с непрошеными гостями.
В их глазах поведение Тряпицына во время «николаевского инцидента» выглядело готовностью к решительной и бескомпромиссной борьбе с японскими интервентами, чего у других дальневосточных лидеров не наблюдалось и что соответствовало их устремлениям. Разрозненные группы корейцев объединились в добровольческий отряд.
Инициативу создания отряда приписывают существовавшему в Николаевске «Союзу корейской молодежи» и прибывшему вместе с войсками Тряпицына корейцу Ю-Зосиме.
Договоренности, достигнутые между корейцами и Тряпицыным, отражены в «Инструкции по формированию добровольческих отрядов корейцев», составленной правлением Николаевского Национального Корейского общества и подписанной Тряпицыным 22 марта 1922 г., т.е. уже после «николаевского инцидента».
В данной «Инструкции» зафиксированы принципы функционирования корейского отряда: 1. Добровольность 2. Единство интересов русского и корейского народа в борьбе против белогвардейцев и японских интервентов 3. Обязанность Советской России вооружить и укомплектовать корейский отряд, чтобы он смог принять участие в борьбе с японцами не только на территории России, но и в Корее 4. Непосредственное подчинение отряда штабу Красной Армии Николаевского округа.
Весьма любопытно следующее уточнение, имеющееся в «Инструкции»: «Если будут возможности Советской Власти отправить наш отряд в пределы Кореи и даже до получения приказа нашего Революционного правительства, мы должны немедленно выступить против угнетателей японцев в Корее».
Сформированный корейский отряд став значительной частью Красной Армии Николаевского округа. Он насчитывал 430 человек и состоял из 4 рот. Командование отрядом было поручено сподвижнику Якова Тряпицына Ефиму Сасову - «для того, чтобы обеспечить надежное руководство вновь сформировавшейся частью и чтобы лучше обеспечить воспитание корейских партизан в духе анархизма».
Следует заметить, что руководство корейскими частями со стороны русских командиров осуществлялось не только на Нижнем Амуре, но и в Приморье, о чем свидетельствует корейский участник Гражданской войны Хан Чан Гер: «В организационный период в отряде не было ни одного коммуниста и он во главе с командиром действовал под руководством русских коммунистов».
Интересная ремарка - партизан Цой Хорим упоминает, что «обмундированием, оружием, продовольствием отряд снабжался лучше других частей армии Тряпицина и в первую очередь. Таким отношением Тряпицин снискал среди бойцов корейского отряда большой авторитет».
Первыми авторами истории партизанского движения в низовьях Амура были сами его участники Д.С. Бузин (Бич), О.И. Сомов, С.М. Серышев, И.С. Бессонов, О.Х. Ауссем, И.И. Жуковский-Жук, Днепровский-Власов и другие.
Как они описывают Николаевский инцидент, действия Я.И. Тряпицына и что было характерным для этих публикаций?
Прежде всего, крайне противоречивые оценки имевших место событий. Почему в архивных документах говорится одно, а в книгах и письмах - другое? Причем трактовка у авторов различна.
Например, Сомов пишет, что анархист Я.И.Тряпицын и максималистка Н.М. Лебедева в годы гражданской войны работали в полном контакте с РКП(б). «По-видимому, те ошибки, - писал Сомов, - которые были произведены в Николаевских событиях революционной властью, являлись неизбежными».
«Выродившийся в бандитизм нарост пролетарской революции» - так оценивает действия Тряпицына Ауссем.
Жуковский-Жук напротив полностью оправдывает действия руководства партизанским движением в низовьях Амура, их лидеров Тряпицына и Лебедеву называет «народными героями», а суд над ними расценивает как «расправу над революционерами».
Другой активный участник гражданской войны на Дальнем Востоке Жданов напротив пишет: «Тряпицын и Лебедева уничтожили русский город, истребили половину неповинного населения, а другую обрекли на муки в таежном пути в целях якобы спасения от мести японцев. Можно ли назвать эти неслыханные преступления иначе, как провокационные, имевших тяжелые последствия внутри страны и в международных отношениях?».
Сергей Тимофеев,
Санкт-Петербург
(Продолжение «Нижнеамурская голгофа. Поиски истины» следует)
