Нижнеамурская голгофа: Амурский поход. Продолжение
Кто такой Виц?
Цитирую явную патетику сторонников Белого дела: «Иван Николаевич Виц - полковник царской армии, а после Октябрьского переворота - белогвардейский офицер, принявший малыми силами неравный бой с партизанской армией Якова Ивановича Тряпицына зимой 1920 года. Он до конца своих дней оставался верен данному офицерскому слову. Красноречивое подтверждение этому - его последние письма родным и близким во Владивосток, которые приоткрывают завесу сложных взаимоотношений интеллигентного Вица и его легендарного антипода, бывшего прапорщика царской армии, участника первой мировой войны 1914 года, Георгиевского кавалера Тряпицына».
К этой справке добавлю - на момент происходивших событий Ивану Николаевичу шел 57-й год и был он личным посланником Колчака на Дальнем Востоке.
Зачем же Тряпицын, партизан, анархист, сочувствующий Советской власти, вышел на связь с высокопоставленным белогвардейским офицером? А почему нет, если это послужит пользе дела. Тряпицын к тому времени уже был признанным партизанским лидером. Всегда старался действовать не стандартно.
В нём, несмотря на три с лишним года проведённых в горниле двух войн, ещё осталась человечность. Будучи сам, в какой- то мере, офицером, вспомнил о благородных порывах и решил: к чему лишнее кровопролитие? Вот и оттелеграфировал, дескать, уважаемый, Иван Николаевич, а не изволите ли встретиться тет-а-тет? Виц подумал... и дал согласие. Правда, выдвинул своеобразное условие - Тряпицын должен быть один и без охраны. Тот, не колеблясь, согласился, но для надёжности, на всякий форс-мажор, подстраховался.
Во многих источниках пишут, что на встречу с полковником Тряпицын поехал один, не таясь и не скрываясь. Так-то оно так, но оставим легендарные сказания в стороне, и не будем отказывать Якову в благоразумии. Ибо, по словам непосредственного свидетеля тех событий - Ивана Павловича Куракина, вступившего в отряд Тряпицына в селе Солонцы (последние годы жил в Хабаровске), глава партизан действовал крайне осмотрительно.
«Вскоре после Нового года Тряпицын отобрал команду из партизан около тридцати человек, в числе которой находился и я. Рано утром, еще затемно, на нескольких подводах мы поехали к селу Мариинскому. Подъехали вечером. Не доезжая версты три до села, он приказал нам остановиться, развести костры и ждать его. А сам на почтовой тройке с ямщиком поехал в село. Костры развели для того, чтобы показать белым, что партизан много. Часа через три Тряпицын вернулся на подводе, и все мы вернулись в Богородское».
Тут следует учесть, что согласно сложившемуся правилу и расположению дорог округа, почтовые тройки заезжали тогда в Мариинск со стороны Почтового залива, откуда хорошо виделось все село, а из села, в свою очередь, прекрасно просматривались весь залив и дорога. А так, как ямщиком у Тряпицына был житель села Мариинского - Григорий Трофимович Буров, ранее возивший почту, то он повёз Тряпицына привычным ему маршрутом.
Заранее проанализировав эту диспозицию, Яков Иванович велел партизанам развести у залива и вдоль дороги костры. Да так, чтобы каждая собака в Мариинске видела их горящее множество и думала, что возле них, само собой разумеется, тьма партизан. Опустившаяся ранняя зимняя ночь только способствовала большему эффекту.
Понятно теперь, что приехав в одиночку на встречу к Вицу, он ясно дал понять, что за ним стоит грозная сила и в случае его не возврата последует суровая кара трудового народа. Встреча Тряпицына с Вицем состоялась в 7 часов вечера 8 января 1920 года.
Накануне переговоров, разведчики-лыжники Тряпицына, кстати, отменные следопыты из числа местных аборигенов, которых он активно привлекал в ряды партизан, сумели перехватить обоз, с продуктами, подарками и письмами для офицеров и солдат батальона полковника Вица следующий из Николаевска. Яков Ивановия запретил пользоваться трофеями, приказал погрузить все подарки с письмами в сани и привёз их в Мариинск. Зачем?
Тонкая игра, попытка манипуляции противником: подарки доставили тем, кому они и предназначались, но доставили их не свои, а враги и находящиеся в селе белые должны ясно понять, что если обоз перехвачен, значит, действительно обложили... Вместе с тем, этим жестом как бы говорится, что против них стоит не злобная красная орда, а такие же, как и они люди, которым, не чуждо всё человеческое. Дескать, мы же не звери, понимаем, это ж - подарки к Рождеству от родных и близких.
На фоне войны, когда люди пачками не за что гибнут - этот жест выглядит трогательно и навевает сентиментальность. Итак, вечером после Рождества Тряпицын приезжает в Мариинск, вместе с ним и весточки из дома для солдат и офицеров. На окраине села его встречают и препровождают в дом, где разместился штаб. О чем говорили с глазу на глаз 23-летний партизанский командир и убеленный сединой бывший полковник царской армии, мы уже никогда не узнаем.
Не вызывает сомнений только одно: Тряпицын продемонстрировал незаурядное мужество, а Виц - благородство и офицерскую честь. Впрочем, деваться ему было некуда.
Процитирую С.П. Днепровского-Власова: «Когда он (Тряпицын) доложил караулу, что прибыл к полковнику Вицу для переговоров, его берут под стражу и провожают в белогвардейский штаб. Там собралось более десятка офицерских чинов - всем хотелось посмотреть на бесстрашного командующего партизанской армией, о подвигах которого уже рассказывали легенды. Виц предложил Тряпицыну положить на стол револьвер, и когда тот выполнил его просьбу, сам также вынул из кобуры браунинг положил на стол рядом»...
Далее он пишет: «Тряпицын сказал: «Ваше сопротивление бесполезно, вы обойдены кругом и от Николаевска отрезаны. Предлагаю сдаться. При добровольной сдаче будет гарантирована жизнь всем, кто не запятнал себя порками и расстрелами трудящихся.» «Признаться, мы не ожидали такого глубокого обхода, - сказал Виц. - Что же касается вашего предложения, ответ дам через час».
И белогвардейцы, за исключением одного офицера, удалились вместе с полковником на совещание в соседнюю комнату. С этого момента судьбой Якова Тряпицына распоряжался полковник Виц, который верой и правдой служил царю и отечеству, а после падения монархии находился в рядах, терпящей поражения на всех направлениях и тающей на глазах, белой армии.
Во время совещания, в течение часа, жизнь легендарного партизанского вожака висела на волоске. Всё это время, Виц убеждал своих приближённых, требовавших от него принять простое решение: арестовать Тряпицына и расстрелять. И нетрудно представить, что творилось на душе полковника, который понимал, что арестовывать безоружного человека, тем более расстрелять его, не в его характере. Другое дело в бою.
Тряпицыну же в этот момент, представилась возможность выступить перед батальоном, который был построен в центре села и он даром времени не терял. Его речь была короткой, но эмоциональной. Как рассказывали очевидцы, главным в его выступлении была японская тема.
Интервенты пришли на нашу землю, чувствуют себя хозяевами, грабят и разоряют Россию. Цель партизан - выбросить оккупантов с русской земли и построить в России Трудовую Республику, в которой не будет богатых и бедных, а все будут равны.
Эти слова были близки и понятны выстроившимся на площади «белогвардейцам» - жителям Нижнего Амура, поэтому, когда в конце речи он предложил сделать шаг вперед тем, кто готов вместе с партизанами сражаться с японцами, весь батальон, кроме офицерского состава, сделал шаг вперед.
Какое же настроение царило в воинской части полковника И.Н. Вица, выдвинувшейся из Николаевска для отражения наступления красных, если после короткого выступления - речи Тряпицына перед строем - подразделение как таковое перестало существовать (в рядах белой гвардии осталось только около 50 человек)? А ведь по своему количественному составу на тот период времени, батальон вполне мог противостоять партизанам.
Тут Яков Иванович достал из рукава главный козырь - письма и подарки. Офицеры, видя, что большинство солдат игнорирует приказы, находились в растерянности.
Пока новоиспеченные партизаны, сгрудившись, обменивались впечатлениями об услышанном, читали доставленные Тряпицыным письма от родных и близких, офицерский состав в штабе лихорадочно обсуждал сложившуюся ситуацию.
Складывать оружие они не собирались. Вицу стало ясно, что другого выхода, как отступать, а если называть вещи своими именами - просто бежать из Мариинска, у него нет. Бежать, но куда? Путь к Николаевску уже отрезан.
Пробовать пробиться через партизан, как предлагают офицеры? Нет, полковник решает не вступать в бой и отдает приказ остаткам батальона уходить на маяк в Де-Кастри. Там он надеялся продержаться до прихода японских судов. Тряпицын еще раз предложил всем, кто остался с Вицем перейти на сторону партизан, однако те отказались.
На прощанье полковник произнёс: «Сдаться не можем, это позорит честь офицера».
Своеобразная трактовка о чести сложилась у господ офицеров. Перейти на службу к красным - это позор, а служить чужеземным интервентам, предавая Родину - это не позор? У Тряпицына была возможность арестовать офицерский состав, однако он этого не сделал. На жест доброй воли и благородство, не тронувшего его полковника Вица, неподдавшегося на уговоры подчинённых, он ответил тем же, даже более - разрешил непримиримым белым покинуть Мариинск, взяв с собой часть продовольствия и личное оружие. Затем Яков Иванович отбыл к партизанам и они вернулись в Богородское.
Глубокой ночью 10 января срочно мобилизованные возчики села Мариинска, еще не ушедшие партизанить, под давлением оружия повезли остатки батальона Вица на побережье.
Всего «вицевских» было 51 человек, в том числе 12 (по другим данным - 11) офицеров, 35 унтер-офицеров и рядовых, 4 почтово-телеграфных служащих Нижне-Тамбовской конторы и несколько добровольцев из числа местных богатеев: Капсан, Ерёмкин, Люри (родственник той самой Э. Визвелл, написавшей заметку «Город, которого больше нет» для газеты «Русский флаг»).
11 января 1920 года в 11-ом часу отряд Вица прибыл в бухту Де-Кастри, на Клостер-Кампский маяк, где и укрепился, ожидая прихода весной японских кораблей. Опять-таки, заметьте, «защитники отечества» ждут и надеются на интервентов! Там их блокировал гольдско-мангунский (нанайско-ульчский) партизанский отряд под командованием Дениса Ивина.
Вскоре после ухода Вица, Мариинск заняли партизаны. К ним присоединилась оставшаяся в Мариинске большая часть Вицевского батальона в составе 280 человек с пулеметом «Максим», 285 ящиками патронов и винтовками.
В погоню за ушедшем Вицем и его людьми по указанию Тряпицына, из прибывших и новообразовавшихся партизан, в Мариинске спешно сформировали мобильный лыжный отряд из 30 русских и 30 нанайцев, умевших хорошо ходить на лыжах. Это было вызвано тем, что из-за выпавшего глубокого снега, накатанная, санная дорога проходила только до станции Кизи. После которой, вплоть до маяка, простилалось белое безмолвие и всякое дальнейшее перемещение было затруднено.
На должность командира назначили Дениса Дмитриевича Ивина (по другим данным - Ильин), знавшего ульчский и нанайский языки. Помощником его стал Меч (прим. партизанская кличка) - крестьянин села Ново-Ильинка Григорьев Федор Васильевич.
В состава отряда, кстати, также вошли полит уполномоченные Досков и Стародубов и будущий 1-й председатель Нанайского райисполкома, в то время 17-летний юноша - Богдан Ходжер. Отряд хорошо вооружили, снабдили всем необходимым и отправили в погоню за группой белых, ушедшей в сторону маяка.
В напутственном слове Тряпицына произнёс: «Смотрите, чтобы вас там старые офицеры не взяли на обман». Впереди отряда шла легкая разведка. Именно разведчики перехватили возле озера Кизи офицера Ивановского, который по личным причинам значительно отстал от отряда Вица.
Дадим слово Богдану Ходжер, описавшему эти события в рассказе «Как я партизанил». «Нас везли на лошадях до станции Кизи, а дальше санной дороги не было. Не доезжая этой станции, мы встретили две нарты, на каждой нарте сидело по два человека. Мы начали спрашивать их, куда они возили белых, где остановились и куда дальше поедут. Возчики нам все рассказали.
Рассказали, что один офицер остался на станции Кизи, потому что у него болеет жена. Тогда наши ребята, шесть человек, пошли вперед, вроде разведки, а некоторое время спустя - двинулись остальные. Мы подходили к станции Кизи, видим - один из посланных вперед товарищей идет к нам навстречу. Он рассказал, что они уже арестовали офицера. У офицера был в кармане наган.
На станции мы вошли в помещение, где находился офицер. Мы начали спрашивать его, он все рассказал. Это было ночью. В ту ночь мы не спали совершенно, караулили, думая, что белые возвратятся. На станции был телефон.
На следующий день мы заставили офицера звонить своим, а сами стояли в это время рядом с ним. Он начал говорить. «Большевики пришли или нет?.. » - спрашивают его. Он ответил, что большевиков пока нет. А оттуда: «Ты скрываешь, мы заметили, что у тебя голос изменился, ты врешь».
На этом жизненный путь офицера Ивановского оборвался. Свидетели опознали его, как активного участника карательных экспедиций 1919 года против партизан на Амгуни. По результатам очень короткого следствия и приговору суда, Ивановский был расстрелян.
Сергей Тимофеев,
Санкт-Петербург
(Продолжение «Нижнеамурская голгофа. Поиски истины» следует)
