Телеграмм-канал "ЗАПИСКИ ДЕДА ВИТИ". Глава 82

Наступили зимние каникулы. За неделю перед каникулами получили контракцию. В первый день каникул с утра бродил по магазинам. Накупил подарков родным, потом зашел за Лёлей в педтехникум, собрали её чемоданчик и пошли на вокзал. Лёля еще не оправилась от своего горя и была тихая, печальная.

Закомпостировали билеты, у торговок накупил продуктов на дорогу и сели в вагон. И дорогой Лёлю ничто не радовало.

В М-Чесноковскую приехали днем. Со станции пошли не напрямик по кустам, а по улице Торговая, чтобы еще раз посмотреть на Суражевку после наводнения

Вышли на Миллионную улицу. Подошли к воротам Лёлиного дома. Остановились, Лёля говорит: “Я боюсь заходить домой! Как это, дома нет папы?...”

...Такой и запомнилась она мне, стоящая с опущенной головой у родного дома...

Больше мы с ней не виделись (потом Лёля всё-таки закончила педтехникум и учительствовала на станции Иж).

Проводив Лелю, я по шел домой. От Переселенческого переулка ноги сами побежали в гору к дому, летел как на крыльях и вот они, ворота моего родного дома... дома были все кроме папы (был в поездке до ст.Куэнга). Радостная встреча!

Как дед Мороз раздал всем подарки. Начал с дяди Миши, подарил ему трубочку "как у Тараса Бульбы”.

Вот такую вот точно:)

Пока мама накрывала на стол, побежал в конюшню поздороваться со своим другом Кокеткой.

Захожу в стойку. В своем отделении только корова Марта. Кокеткино отделение пустое. И зеркало снято...

Я домой: “Где Кокетка?”

- “Продали. После наводнения сена не накосили, кормить было нечем. И работать на ней некому. Миша не оправдал доверия...”

Продали Кокетку на лесозаготовки, в тайгу. Последняя ниточка, связывающая меня с детством оборвалась...

Эх...

...

1929 год. В техникуме новогодний вечер. Силами самодеятельности ставили старинный водевиль из великосветской жизни и танцы вокруг ёлки. Как назывался водевиль и его содержание не помню. Помню, что главную роль “графа” играл Витя Чугунцов. Графиню - Ася Симонова. Я вперся суфлером. На репетициях все шло нормально. Актеры повторяли за суфлером тексты своих ролей, режиссер Андрей Мазин показывал, как надо держать руки и ноги, чтобы они не мешали игре, как смеяться. …Делает два шага в сторону и злобно смеется: ”Ха-ха и еще раз - ха!” Даже на генеральной репетиции все были без грима в своих повседневных костюмах. Всё было хорошо. Настал час спектакля.

Актеры одевались, гримировались и волновались перед выходом в своих уборных. Я залез в суфлерскую будку и, тоже волнуясь, стал просматривать текст пьесы. Нужно сказать, что книга-пьеса была старая, с потрепанной обложкой и выпадающими листами.

... Третий звонок, свет в зале гаснет, занавес открывается. На сцене Граф - Витя Чугунцов. Я подаю ему текст, он играет, всё идет как по маслу. Явление 2-е. Входит графиня - Ася Симонова. Я, не глядя на актеров, подаю им текст. Играют.

Но тут Ася делает непоправимую ошибку - подходит к рамке, почти вплотную к моей суфлерской будке… Я даю Вите текст: “Дорогая, ты с ума сошла!”, а сам смотрю на хорошенькие туфельки, а еще лучше ножки в шелковых чулочках… поднимаю взгляд вверх на шикарное, с огромным декольте, платье и шейку с поддельными бриллиантами, а еще выше - сияющие огромные глаза и прическа времен маркизы Помпадур...

Суфлеры - тоже люди.

Пьеса у меня из рук падает, листы рассыпаются по полу суфлерской будки…

Витя Чугунцов повторяет еще раз: “Дорогая, ты с ума сошла!”

Я собираю упавшие листы пьесы и изредка высовываю голову из будки, чтобы еще раз посмотреть на хорошенькие Асины ножки…

После того, как Витя в третий раз сказал “Дорогая, ты с ума сошла!”, занавес закрылся.

Третий раз мне не повезло на сцене...

Режиссер рвал волосы. Актеры готовы были съесть меня., вместе с печенкой и селезенкой. Публика стучала ногами, хлопала, свистела, а я сидел в суфлерской будке и блаженно улыбался, как тот сказочный принц, который по серебряному башмачку нашел свою Золушку...

Наконец, меня из будки вытащили и с позором согнали со сцены. Нашелся другой суфлер и пьеса продолжалась.

После этого вечера, Витя Факир получил от ребят вторую кличку: "Дорогая, ты с ума сошла!", на которую он охотно отзывался.