ГАЛЫГИН Е.: ЗАНЯТИЕ ГОРОДА СВОБОДНЫЙ
Е. ГАЛЫГИН. Таежные походы. Сборник эпизодов из истории гражданской войны на Дальнем Востоке
Под ред. М. Горького, П. Постышева, И. Минца
Изд-во "История гражданской войны", М., 1935 г.
OCR Biografia.Ru
Шестого февраля 1920 года я принял город Свободный как комендант города и военный комиссар.
Население спрашивало, скоро ли придут в город долгожданные партизанские отряды?
Должен сказать, что согласно договору нашего главного штаба с японским командованием была установлена демаркационная линия и назначены сроки ввода в города партизанских отрядов. В городе был тоже создан отряд.
Приблизительно 10 февраля я назначил смотр. В 11 часов дня отряд человек в двести разных возрастов — от пятнадцати до шестидесяти лет — построился и прошел мимо Совета по Большой улице. Повернув колонну кругом, распустил её по домам, а сам выехал с пятью кавалеристами с красным флагом в село Суражевка, где также была военная организация той же численностью, что и в городе Свободный.
По возвращении из Суражевки на Большой улице, не доезжая японской пулеметной команды, я был остановлен растерявшимся рабочим.
— Товарищ комендант! Японская пулеметная команда на позиции, видите, что там, — указал он на крышу дома, где действительно был поставлен пулемет.
Наводчик, как видно, ждал команды, чтобы скосить красное знамя, которое держал мой ординарец. Приказал своему отряду не обращать внимания на пулеметы и ехать спокойно, как бы ничего не замечая.
Вскоре встретили мы председателя исполкома тов. Григорьева, который просил меня сейчас же отправиться в японский штаб и выяснить положение.
Я отпустил своих кавалеристов и с одним Пуригипым Петром направился в японский штаб. Это было приблизительно в 6 часов вечера. Мы попали повидимому на собрание офицеров всего гарнизона.
Наше появление для них было неожиданностью. Офицеры разошлись. Через полчаса в комнату вошел молодой офицер, отрекомендовавшись по-русски:
— Адъютант полковника Нарусаки, — и обратился ко мне с вопросом:
— Чем могу служить?
Я также отрекомендовался:
— Комендант и военный комиссар города.
Затем я попросил, чтобы офицер доложил полковнику о моем приходе. Пришлось опять ждать полчаса, пока вышел полковник с переводчиком. Объяснил цель моего прихода и в ответ увидел недоумевающие физиономии.
— Я никаких распоряжений не отдавал, — ответил Нарусаки.
— Это неверно, — сказал я, — я сам видел пулеметы и пулеметчиков!
Начальник выразил еще большее удивление, но промолчал, видимо обдумывая ответ. Адъютант вывел его из затруднительного положения и сказал мне:
— Подождите, я справлюсь по телефону.
Возвратившись от телефона, адъютант сказал:
— Совершенно верно, наша пулеметная команда сегодня выставила пулеметы!
Адъютант заверил, что сделает распоряжение о снятии пулеметов. Полковник просил меня, чтобы наши части, приходящие из тайги, расквартировывались подальше от японских казарм. На мой вопрос — для чего требуется изолировать нашего солдата от вашего — полковник Нарусаки объяснил мне:
— У ваших солдат нет царя, а у наших есть царь, и это дурно отразится на их моральном состоянии.
Около 8 часов, перед уходом от полковника Нарусаки, я от него услышал:
— Русскому начальнику гарнизона сообщаю для сведения, что одна из частей моего гарнизона будет производить учебные занятия в расположении северо-западной стороны города.
Вскоре после прибытия в свой штаб увидел, как мимо штаба потянулись японские войска в полной боевой готовности: пехота, пулеметные команды, артиллерия и кавалерия, по-видимому весь гарнизон. Всё это вызвало среди населения немало опасений. Ко мне являлись с вопросами: «Что делать, как поступить? Ведь японцы выступают!» В свою очередь наметил пункт расположения своих частей и приказал, чтобы на улице никто не смел появиться вооруженным.
День прошёл благополучно. Назавтра с восходом солнца город буквально алел от красных флагов. Со всех сторон из тайги тянулись посланцы сел и деревень, наполняя многолюдием широкие городские улицы. Пестрели красные платки, мелькали шляпки франтих-горожанок, виднелись солдатские папахи и рабочие кепки. Как на огрубелом, обветренном лице мужика, так и на выбритом лице интеллигента были видны радость и нетерпение — когда же покажутся сказочные, долгожданные богатыри?
— Идут, — раздалось в толпе.
Показалась разведка, и тысячная толпа колыхнулась вперед: город сотрясало неистовое «ура». Отряд прошел. Кавалерия и пехота расположились на обед, а возбужденная толпа не хотела расходиться. Я встретил полковника Нарусаки. Через переводчика он сказал мне, что так никто в целом мире не встречал своих героев. Охотно согласился, и мы расстались.
Двенадцатого марта я сдал комендантское управление тов. Ильину и получил назначение по той же должности на станции Бочкарево. Почти одновременно со мной, с последним эшелоном из города Благовещенска, на станцию прибыл начальник японских экспедиционных войск генерал Ямада.
Японцы угоняли подвижной состав и не возвращали ни одного порожнего вагона. От военного комиссара я получил распоряжение задержать отправку эшелонов впредь до получения в обмен порожнего состава.
В 12 часов ночи направился к поезду генерала Ямада. Часовой указал мне вагон, в котором помещалось купе переводчика.
В купе сидел старичок-японец и маленькими глотками пил из жестяной рюмки японскую водку — сакэ. Он предложил мне сесть и выпить с ним. Поблагодарив, я от угощения отказался и попросил, чтобы обо мне доложили генералу. Через несколько минут вошёл к генералу и сообщил о цели моего прихода. Тот подал мне руку, отрекомендовался по-японсни и предложил папироску. Мы закурили. Через переводчика я сказал:
— Передайте генералу, что я задержал отправку ваших эшелонов до тех пор, покуда генерал при мне не отдаст распоряжения о возвращении нашего порожнего состава и паровоза, а также о высадке всех белогвардейцев, взятых в японский эшелон.
Генерал вскочил, как ужаленный, и долго говорил на японском языке. Переводчик мне передал, что он просит не вмешиваться в планомерную эвакуацию и во имя подписанного договора с амурским правительством он желает скорее очистить территорию. Я категорически заявил, что исполняю волю своего правительства и решение не изменю.
После долгих разговоров переводчик мне сообщил, что утром, в 7 часов, генерал отдаст распоряжение японскому коменданту станции Бочкарево, и все требования будут выполнены.
— Вы получите всё требуемое, и белогвардейцев в том числе — мне их не нужно, их вероятно взял начальник эшелонов, — сказал генерал, улыбаясь.
На другое утро в 7 часов недавние друзья и покровители вытолкали в шею своих друзей — белогвардейцев. Грубо выброшенные из вагона белогвардейцы поднимались и не знали, что делать. Тут же стояли партизаны и смеялись над ними. С минуту помявшись на месте, те бросились бежать.
Так позорно кончила свое существование контрреволюция на Амуре.
