ВЕХИ И ВЁРСТЫ. Глава 237. Саня "Острый". Блатной по имени Михаил
Постепенно стал привыкать к обстановке. Улетучилось чувство страха, стало казаться, что вокруг меня только хорошие, добрые люди, а лагерь живёт по своим неписаным законам, есть там свои «боги» и свои кумиры.
Часто ко мне подходил один бандит по кличке «Острый», которого звали Сашей. На заводе он не работал, а был "шестёркой" у блатного. Сашка ко мне относился хорошо и даже подарил «консервный» нож с красивой ручкой, закрытой со всех сторон.
Сказал ему: «Зачем он мне?» Сашка обиделся: «Это не обычный нож-«консервник», а потайная финка. Он отодвинул передний лепесток, замок в задней части открылся. После этого Сеня перевернул ручку и снова защёлкнул замок. В моих руках теперь был не консервник, а финка с кровотоком и той самой ручкой, а нож для открытия консервы оказался внутри ручки. Сашка подарил мне ту финку, а я похвалил его за работу.
Однажды он показал мне тросточку, выточенную из нержавеющей стали. У основания ручки находилось три кольца с разноцветными камнями из оргстекла. Тросточка эта была изумительной красоты. Повертев в руках, передал её обратно Сане.
Он говорит: «Как ты думаешь, это что?»
Пожал плечами и сказал: «Тросточка».
Тот повернул кольца, дёрнул за ручку, и в его руках оказалась настоящая сверкающая шпага.
Удивился, а он пояснил: «Это заказ начальника лагеря». Кольца, не что иное, как кодированный замок.
В лагере на станках делали всякие безделушки. Саня был в «законе», но он был мастером на все руки. Как-то он сказал мне: «Дорогой мой, если бы мне сейчас пообещали свободу, я этими руками выточил бы настоящую пушку и сделал к ней снаряды. Этот нож и тросточка, в сравнении с тем, что я умею, сущий пустяк».
Мне общаться с Сашкой было интересно. Иногда приносил ему чай для чифира и водку. Меня, как секретаря ВЛКСМ, на проходной не проверяли. Однажды спросил «Острого»: «Саня, почему ты не попал под амнистию?»
Он посмотрел на меня колющим взглядом густых, сросшихся на переносице бровей, и сказал: «Не подлежу никаким амнистиям, потому что осуждён Военным трибуналом по четырём статьям уголовного кодекса. Судил меня в Германии Военный трибунал, как измена Родины, дезертирство из армии, за бандитизм и за самовольное присвоение воинского звания».
Я пожал плечами: «Мне это не понятно. Объясни».
Саня рассказал о себе следующее: «Воевал в передовых боевых частях, имел звание капитана и несколько орденов. Столько людского горя принесли на нашу землю фашисты, видел своими глазами, поэтому решил не гуманичать, а мстить немцам за слёзы и кровь нашего народа. Когда наши войска перешли границу Польши и вошли на территорию Германии, дезертировал из армии, создал свой отряд «Мститель», надел форму майора команды «Смерш» и со своим отрядом с передовыми частями нашей армией прошел до самого Берлина. Грабил, убивал фашистов, мстя за все их злодеяния. Вот так-то!»
Кроме секретаря комсомольской группы, я был ещё и редактором заводской газеты «Металлист». Чтобы делать снимки для газеты, у меня было специальное разрешение Парткома на проход в завод с фотоаппаратом.
***
Как-то Саня Острый подошел ко мне и сказал: «Василий, у меня к тебе есть большая просьба. Она заключается в том, чтобы ты сфотографировал блатного. Это на зоне очень большой человек. Сможешь это сделать?»
Я считал за блатных тех паршивых придирчивых людей, как Валька Казюков, которые затевали драки и плевались сквозь зубы, поэтому спросил Саню: «Разве блатной может быть хорошим человеком?»
«Острый» мне поведал такую историю: «Блатной - это хозяин лагеря. Стоит ему кивнуть головой в твою сторону и тебя не будет.
Те сроки, которые нам даёт власть – чепуха, у нас свой счёт. У Мишки-блатного триста лет за горбушкой, у других поменьше. Он был лётчиком в звании майора Красной Армии, имел много орденов, медалей и был представлен к званию Героя Советского Союза. Когда его самолёт подбили, он успел покинуть горящую машину и катапультироваться, а приземлился во вражеском тылу, где его машина сгорела, а он обожжённый, раненый и голодный две недели выбирался к своим войскам. Когда вышел, обрадовался, но его радость была недолгой.
Обвинённый в умышленной сдачи самолёта врагу и в измене Родине, вербовке его немцами, Военным трибуналом приговорён к двадцати пяти годам лишения свободы. Так он оказался в заключении. В одну из ночей в лагере убили сорок человек. Все убийства он взял на себя и стал блатным.
Согласился сфотографировать Мишку потому, что мне было интересно увидеть настоящего блатного, а ни "подворотных шавок". На другой день сказал Сане, что принёс фотоаппарат и готов выполнить его просьбу.
Часов в двенадцать дня ко мне зашел Саня, и мы пошли с ним в сквер к механическому цеху. Вскоре к нам подошли пять человек – один человек был в середине, двое впереди и двое сзади. Мужчина, который шел в центре, отделился от группы и направился к нам, остальные четверо остались стоять у скверика, обеспечивая охрану и обзор на 360 градусов в окружности.
Подойдя ко мне, блатной протянул руку и представился: «Михаил». Я назвал ему своё имя, но мне в глаза сразу бросилась его внешность. Высокий, лет сорока пяти, с военной выправкой и красивыми карими глазами. Мы обменялись с ним несколькими фразами. Сфотографировал его, он на прощанье пожал мне руку и пошутил: «Надеюсь, что фотограф не подведёт?» В ответ улыбнулся и ответил: «Как получится». Михаил вышел из скверика, к нему присоединились телохранители, и они удалились.
В те минуты одно обстоятельство поразило меня – могучий Саня, на моих глазах, превратился в верного пса, который был готовый в любую минуту лизать пятки своему хозяину.
