КОГДА ГЛУПЕЮТ ГЕКТАРЫ

Конечно, гектары, акры и квадратные мили понятие условное, но иногда и они могут поглупеть, закуролесить и разбежаться в разные стороны, как в романе-фантасмагории Владимира Иванова-Ардашева «Берег абсурда», недавно изданном в Хабаровске.

Автор прислал эту книгу и администрации сайта «Свободная интернет-газета», где регулярно публикуется, с надеждой, что эта книга появится не только в библиотеках, но и в книжных магазинах Амурской области, поскольку в Хабаровске местные писатели каким-то удивительным образом лишены возможности выставлять свои книги на продажу. Ссылаются на некое распоряжение из Москвы, дескать, только по рекомендации местных отделений Союза писателей России.

Вот и упомянутый автор, будучи членом двух творческих союзов – писателей и журналистов, тоже взял рекомендацию, но, оказалось, не такую. И пока в книжных магазинах пытаются (точнее не пытаются) найти общий язык с писательским сообществом, книга «Берег абсурда» разлетается по России и даже упорхнула за рубеж, к русскоязычным читателям, еще помнящим о своем былом Отечестве.

И чтобы иметь представление об этой книге, автор предложил для публикации на нашем сайте следующий фрагмент, а заодно и файл обложки и свою улыбающуюся фотографию, чтобы читатели знали, есть еще дерзкие и веселые люди на приамурской земле!

Итак, отрывок из романа-фантасмагории Владимира Иванова-Ардашева «Берег абсурда», Хабаровск, 2018:

        «Веселое беспамятство на острове вообще считалось официальной доктриной, и всемогущий Гектар с козлиной бородкой на каждом плакате с ухмылкой целился в прохожих, мол, а ты записался в бравые огурцы?! И проходя мимо таких плакатов, граждане были обязаны отдавать задорную овощную честь. И чтобы никакой вихляющей походки, как у музейных стиляг, некогда закатанных в обвертку бурчащего абстракционизма, а лишь упругая манекенная стать и бодрый вид, иначе могли отправить в силосную яму. И такая кочерыжная директива исполнялась неукоснительно. Губернатор Чувырло, будучи неглупым администратором, все же подчинялся всемогущей Химере, требуя усиления вечерних облав, дабы на абстрактных улочках, обсаженных густыми и плоскими деревьями, безжалостно отлавливались последние адепты ускользающей музыки, а никчемных любителей поэтической ерунды хватали за жалкие карманные блокнотики и подвергали публичной крапивной экзекуции.

      Ловили нарушителей цепко и беспощадно, делая упор на фантомные библиотеки и туманные филармонии, где уставшие от тревог слэнги тихо общались, и тогда каждого третьего из схваченных безжалостно бросали в подземный коллектор, других же отправляли на покаянный ринг, заставляя боксировать с могучими воспитанницами бинарной академии, зачисленными в боевой резерв Капустного бюстгальтера. И эти свирепые создания в девичьем облике могли одним взмахом тугих кочанов отправить в нокаут любого жалкого очкарика. Агент Щукин, еще будучи курсантом бинарной академии, тренировался с ними в одном тренажерном зале и отлично усвоил, что от разящего удара свирепыми кочанами можно уклониться, лишь обхватив девушку за талию и ловко уложив на лопатки. Но это был особый прием постельного спецназа, тщательно скрываемый от обычной публики.

       — Ага, кого-то заловили! — обрадовался стажер Зайцев, врубая гибкий дисплей, способный приблизить любую картинку. — Сейчас насуют вот таких баклажанов!

       «Насовать баклажанов и задать жгучего перца!» — так назывались приемы кулинарной экзекуции, широко освещавшиеся в средствах болтливой информации. И как сообщил портативный рупор на панели дисплея, кто-то из мобильных репортеров, работающий в жанре крутой порки, уже примчался в Дымчатый переулок, где находился и дядюшкин особняк.

       — Надеюсь, нашу капсулу словесно не обгадят! — ухмыльнулся напарник, усилив гибкую непроницаемость.

       — Пусть только попробуют и микрофонов своих не досчитаются! А вообще, скажу тебе, Жора, какая это гадость – лупцевать обычных подворотников, прыгали бы эти паршивцы втихаря и не нашли бы приключений на свои глупые задницы! — заметил вскользь агент Щукин, брезгливо наблюдая, как из-под арки трафаретного дома, светившегося фальшивыми окнами, выволокли парнишку в томатных татуировках и девчонку с огуречным колечком в носу. И такие глупые, безобидные парочки службу тайной фиксации не интересовали, но за ними любили охотиться и публично наказывать крапивные моралисты из службы шуршащего мониторинга, а также акулы паршивых новостей, называвшие все это воспитательными шоу.

       — Ага! Сейчас вас, морковок несчастных, покажут в прямом картофельном эфире! — веселился стажер Зайцев, включая резервный фиксатор для всякой звенящей ерунды.

       Но эфирная экзекуция получилась неважной. Притащили какой-то рваный укропный батут, согнали из ближних домов полусонную публику, заставили нарушителей порядка прыгать без музыкального сопровождения.

       — Хоть бы в ладоши похлопали, желуди несчастные! — поморщился Зайцев, ожидавший увидеть нечто объемное и гремящее.

       — Да, мельчает народец, — согласился агент Щукин, вспоминая, как на выпускном вечере в бинарной академии все дружно кувыркались, а тут какой-то унылый отстой, скукотища.

       — Да, отстой и прочая ботва, но, может, еще добавят шипучих градусов? Ага, расшевелились! — обрадовался Зайцев, убедившись, что задумка устроителей экзекуции, поначалу вялая и паршивая, стала распрямляться, обрастая видеокамерами, микрофонами и лихими бритоголовыми девицами, примчавшимися на ревущих скутерах.

       На улице  добавилось освещения. Мобильные прожекторы, сопровождавшие экзекуторов, скользнули и по капсуле бинарного наблюдения, где находились невидимые бинарные агенты, но выхватить из полумрака секретное авто не смогли, зато обнаружили в кронах плоских деревьев гнезда лояльных отшельников, чье пребывание в социуме допускалось законом.

       — А ну, спускайтесь сюда, кочерыжки хреновы! — скомандовал офицер с треугольным погоном, командовавший публичной экзекуцией. — Нечего отлынивать!

       И лояльные отшельники, пряча за спиной унылые самокрутки и дешевые кальяны, нехотя спустились, попытавшись затеряться в толпе, но поскольку были помятыми и дурно пахнувшими, их выгнали пинками к мобильному подиуму, где проводилась экзекуция.

       — Ладно, замрите и дышите через одного! — смилостивился офицер и, распрямив могучие плечи, обратился к таким же лихим, энергичным и гладко выбритым репортершам. — Итак, внимание! Сейчас надаем пинков этим задержанным в подъезде стручкам, позорящим наш островной социум, и врубим прямой эфир. Ну что, куклы эфирные, готовы?

       — Минуточку, сэр, включаю микрофон! — воскликнула бойкая репортерша, протискиваясь ближе. — Тихо ты, грелка силиконовая, не хватай за ажур!  — отпихнула зазевавшуюся соперницу, пытавшуюся вклинить объектив в гущу событий. — Итак, офицер, что вы можете сказать о предстоящей экзекуции? Будет ли она гибридной или весь этот огородный мусор, захлестнувший наш пульсирующий остров, вновь помешает освоению трафаретных гектаров? 

       — Будьте спокойны, мэм, все под контролем!

       — А как же с превентивными мерами, сэр? Не проще ли поймать всю эту ботву разом и отодрать групповым способом?

       — Смотря кого, мэм. Вот эту девчонку с огуречным колечком я бы слегка наказал укропным веником, а вот  этому обормоту с помидорами вместо мозгов оторвал бы баклажан!

       — Но ведь у нас равноправие, сэр, и этой задержанной пигалице тоже полагается оторвать редиски.

       — Да запросто! — офицер явно играл на публику, демонстрируя на экране крутую выправку. — Сегодня я добрый! Ну что, куколка эфирная, покажешь зрителям свои кочаны?

       — С удовольствием, сэр! Кстати, о моих кочанах, уважаемые телезрители. Видите, какой отменный формат, проверенный службой стандартов?!

       — Да, голубушка, с такими кочанами вы далеко пойдете! — похвалил ее офицер. — Ну что, кочерыжки эфирные, начинаем экзекуцию? А ну, крапивных дел мастера, принимайтесь за работу!

      И засвистели жгучие плети, сопровождаемые хилыми аплодисментами.

       «О, какая убогая экзекуция!» — подумал агент Щукин, разглядывая на дисплее овощные выкрутасы. Раньше нарушителей просто поглаживали, выписывали штраф, а сейчас пытаются виртуально окультурить, но как-то коряво, словно обдирая ботву и листья. Никакой фантазии, одни базарные уловки, граничащие с умственными болячками. И еще какими болячками, когда редиску съедают немытой и даже с грязными корнями. Разве так нужно проводить гектарную политику?! И агент Щукин хотел было вырубить надоевший дисплей, если б не смазливая мордашка этой лихой эфирной куклы, бравшей интервью и показавшаяся такой знакомой.

       «Ага, да это же Пенелопа Шленц! — определил безошибочно. — Второй дренажный канал, аграрные новости!»

       Девушка с микрофоном ему нравилась. Раньше вела озерные передачи, плескалась среди кувшинок, но потом освоила лихие сухопутные темы и кует сюжеты прямо на улице. Пенелопа Шленц, конечно, имя вымышленное, звали ее Глафирой Тузиковой, и при всем своем невысоком росточке, редком для нынешних разбойниц эфира, имела литые шары капустной кондиции. «Настоящий хавбек футбольной команды!» — подумал Щукин, удивившись, как это ей удалось из грациозной русалки так быстро превратиться в эфирную бомбу, лихо сметавшую на своем пути нехилых соперниц. «Наверное, упражнялось на колымажном поле, сгибая по ночам рельсы?» — предположил он, делая пометку в виртуальном блокноте. Однажды эта смазливая Пенелопа, она же Глафира, будучи еще информационной русалкой, предложила и ему забуриться в ночное озерное шоу с участием веселых крокодилов, жонглирующих болотными огурцами, но он вежливо уклонился, сославшись на специфику профессии.

       Но теперь, созерцая на дисплее эфирную разбойницу с великолепной фигурой, подумал, а почему бы не привлечь и ее к оперативной работе. Конечно, кобуру с интегральным фиксатором Пенелопе не доверят, но отличное владение микрофоном и дискуссионными кочанами барышне пригодится. И решил, что после ночной маскировки у дядюшкиного особняка обязательно пригласит эту драчливую куклу в подпольный кабак, где и сделает выгодное предложение, от которого она, конечно, не откажется.

         — Вот это кочаны! Вот это шоу! — восхищался стажер Зайцев, наблюдая экранную экзекуцию. С помощью трансфокатора парень максимально увеличил картинку, и казалось, что кочаны всех участниц шоу выделывают невероятные кренделя, а хлыст экзекутора доводит их до всеобщего экстаза. При этом в кадр попадала и лихая Пенелопа Шленц, кричавшая в микрофон, что такие репрессивные выкрутасы социуму просто необходимы, ибо они в духе новой аграрной политики, и даже пыталась ухватить кого-то за баклажан.

       — Все, хватит, довольно этой паршивой хрени! — скомандовал агент Щукин, вырубая дисплей.

       — Жаль, такое приятное шоу! — вздохнул Зайцев, поглаживая дымящуюся клавиатуру. Он был из простой деревенской семьи, обходившейся на ужин одной лишь убогой тыквой, и не предполагал, что городские кочаны и баклажаны могут быть такими аппетитными!

       — Внимание! Кто-то проник в особняк из брикетного лаза! — сообщил автоматический сканер, мигнувший оранжевым глазом.

       — Этого еще не хватало! — агент Щукин выхватил из кобуры бесшумный фиксатор, готовый к решительным действиям. Конечно, дядюшкин особняк надежно охранялся говорящими котами и сусликами, но странное повизгивание в сфероидном микрофоне и скребки по антикварной поверхности заставили насторожиться. — Все, полный абзац! Включаю резервную сеть, будем абстрагировать!

       И секретная капсула, лихо развернувшись, закрыла особняк огромным маскирующим баннером с обнаженной девицей, рекламирующей веселые прогулки в Долину счастливых сновидений».