Жёлтый дьявол. Том 2. Гроза разразилась. 1919 год. Глава 1. Зарево с Востока
Глава 1-ая
Зарево с Востока
1. Взрыв
Тревожно спит Тетюхэ.
Внизу, в пропасти бухты, холодный ветер свистит в скалах. Там, за ними – поет и рокочет январский океан, северный, зимний…
С Японского моря от Цусимы идет тайфун[1].
Маленькие хаты, раскиданные, как гнезда, по скалам бухты – глазами светящихся окон в тьму океана смотрят, насторожились…
Мигает на южном мысу маяк, воет сирена.
Начинается шторм.
В маленькой бухте Тетюхэ никто не хочет спать.
Ждут… Все знают и ждут…
В глубину шахты с поясной лампочкой спускается шахтер. Быстро и уверенно, цепкими ногами, по штольням двигается он. Вот дошел. По горизонтальному коридору, направо в нишу и в свет – молодой, гибкий, здоровый, кудрявый, через шум мотора и шелест ремней и тросов подъемника к человеку в глубине у регулятора:
– Здравствуй, Серов! Есть – вот! – и передает ему клочок бумаги, на котором написано только:
Начальнику Горного округа
г. П. И. Бринеру.
Затягивайте, держитесь. – Вышел карательной экспедицией в бухты Ольгу и Тетюхе на посыльном судне «Дымов» и миноносце «Лейтенант Малеев». Ждите, встречайте. Начальник экспедиции полковник Скворцов.
11 января 1919 г.
…Прочел. Глаза на Демирского:
– Ребята на местах?
– Все!
Руку с регулятора:
– Ты останешься здесь. Через двадцать минут остановишь машины. Сам выйдешь северной штольней к узкоколейке. Жди на мосту у запала. Без меня не рвать.
Ныряет в глубину забоя. Оттуда – с двумя карабинами:
– Вот! – А другой себе… – И на ходу вскочил на вагонетку в подъемник.
– Дело! – голос Демирского из глубины.
Тьма шахты. Только шелест подъемника – все выше и выше чувствует тело…
Свет сверху.
– Стоп! – из подъемника в серое утро шагнул, и сразу команда:
– Стой! – стражники к нему.
Ручная граната в охрану – четыре секунды, на пятой:
«Жжжжжжжииий!..»
Брызги, осколки и смята команда – пятится к выходу.
«Дзин-н-н»… – стекла приемника, и в переплеты окон винтовки:
– Сдавайся! – и Серов на прицеле с карабином к стражникам.
И в окна прыжками стрелки-шахтеры.
Мигом обезоружена охрана.
– Три человека на станцию! – командует Серов.
А в телефонной будке начальник охраны бледный, трясущийся, вызов:
– Помощь! На шахте… – не докончил: в упор в голову выстрел.
На улице команда лыжников: у всех карабины и черные пятна лиц в бледном тумане утра.
Опять телефон:
– Серова!
– Я говорю! Товарищ Шамов?
– Да! Здесь все знают… Выехал отряд охранников на выручку – встречайте.
– Готовы! Я вы там сейчас же на маяк…
– Уже…
Двадцать минут кончены.
Регулятор – направо, выключен рубильник, и Демирский бегом в северную штольню.
За ним, сзади, вдруг – тишина…
Смолкли моторы, повис подъемник, застряли на ходу по штольням вагонетки… – тишина.
Сердце горного округа – главная машина – остановлено.
…Паровозик на мосту.
Ручка индуктора два раза кругом: смотрит сквозь кусты Серов – лыжники в цепи под насыпью глубоко в снегу залегли, влипли…
И – «У-ууххх!..»
2. На лыжах
…Маяк погас. Сирена больше не воет.
Туман на море, шторм… А у берегов о лед – беляки…
Не слышно, как скользят два десятка лыжников вдоль узкоколейки.
Вот и бухта – тридцать верст пройдены.
Прямо в теплую хату. А там – штейгер Шамов, старый большевик, уже ждет их.
– Началось! – холодный в румянце вбегает Демирский.
И сразу говором:
– А мы тут уже расправились с администрацией, вся арестована.
– Маяк погашен? Сирена остановлена? – и Шамов крепко жмет руку Серова.
Сели. Мигом составлен штаб.
Шамов уже пишет своим четким убористым почерком приказы.
Серов дает устные распоряжения.
Первый – начальник 1-го партизанского штаба. Второй – начальник партизанского отряда Тетюхинского горного округа.
С ними – все шахтеры и охотники целого прибрежного края. Как один – все стрелки.
Теперь – только бы скорее предупредить область, наладить связь, поднять всю ее на восстание.
И быстро, один за другим приказы в руки начальникам партизанских команд, а те – на улицу в мороз и ветер.
– Стройся, ребята, попарно! и – одна команда лыжников на север, к Императорской гавани; другая – к югу, на бухту Ольгу…
Уже совсем день, но туман и буря на море еще сильней. Самым центром тайфун проходит по Тетюхэ.
А маяк погас, и сирена не гудит.
Партизанский штаб может работать спокойно.
И лыжники в свисте ветра спускаются с гор в Ольгинскую долину.
3. Знамя на скалах
Руки перебирают веревку быстро, быстро, и визжит блок на старой сигнальной мачте на маячной скале. Дерг, и…
– Где ты достал красной материи? – пишет Шамов и спрашивает.
– Эге-ж! У попадьи забрав…
– И дала, ничего?
– Ну, как не дашь – «леворюция»… боится… зато дочка ейная – гарная дивчина, сама взялась шить, а наши дивчата помогали… здорово?
Демирский весело смотрит на шахтеров, – те смеются…
А сердце у всех стуком стучит: подняли восстание и теперь подымают…
– Вот, смотрите! – в окно Демирский… все на улицу… а там – команда Серова:
– Первый повстанческий отряд, смирно!
…и красный сверток полыхнул, и знамя развернулось над обрывом…
«Буух-уух…» в скалах бухты эхом: это – салют из пушки с маяка.
Партизанский отряд развернулся шеренгой на откосе в бухту.
У отряда, – Серов, крепкий, сутулый, длиннорукий, настоящий шахтер. Как клещами держит он свой меткий карабин:
– Смирно!
На крыльце штаба Шамов звонким голосом в холоде дня:
– Товарищи! Знамя восстания снова на скалах поднято…
4. Первый партизанский отряд
– Ну, жинка, собирай торбу… – и Демирский настежь двери с холодом в избу…
Сверкнули глазенки у Гани, потупилась…
– Ну, черная – не бередь… Пропантуешь[2] весну без меня, а там мабыть и я ворочусь…
Искрами глаз в него: а вдруг?
– Не хорони загодя, не бойсь… все равно як на звиря иду – жди…
Сел на лавку и быстро новые онучи крепко навертывает, в улы[3] морской травы положил. Одел. Привернул оборами. Встал, приподнялся на носках, прошелся по хате – хорошо… Нигде не жмет…
– Гарно, нога как дома!.. – опять сел, а от морской травы дух по комнате сладкий…
Быстро Ганя управилась, – не впервой собирать на охоту.
Вышла к нему, посмотрела так…
Екнуло в сердце у парня, встал – обнял, запрокинул голову, да в сочные красные губы впился как клещ.
– Эх, Ганёк… – оторвался… – а потом опять…
А когда нацеловались, – подтянул покрепче ремень, вскинул карабин за плечи, за сумку, и за дверь шагнул.
А там, на улице, на морозе:
– Здесь Серов будет, все по первому зову охотники к нему… поняла?
– Как не понять…
– Смотрите, не сдавайте Тетюхэ… – а потом ласково: зря не балуй, Ганя! – улыбнулся…
– Ты не балуй… – улыбнулась и она.
Все шахты, вся Тетюхэ провожает первый партизанский отряд, идущий подымать восстание в области.
Все сделано быстро, по-охотничьи: разведка на лыжах уже впереди, лошади навьючены.
Команда:
– Становись! – а потом сразу звонко Шамов:
– Трогай! – и легко, с бодрым хрустом снега под ногами отряд двинулся.
– Счастливо, сынку! Хорошей дороги вам, ребятки, – воевать покрепче, Колчаков бить получше… – и старик шахтер, высокий, прямой, стоит на скате без шапки, борода по ветру…
А солнце сзади из-за скал красными полосами в белую долину, туда, куда быстро спускается отряд, через Сахата-Айлинский хребет, в долины – Сучанскую, Майхинскую, Доубихинскую, Имано-Вакскую, – а там, до самого Хабаровска, за тысячу верст от Великого океана и от бухты Тетюхэ.
Ведет этот отряд Шамов, легкий на ходу и крепкий волей.
Оглянулся, – а на скате в снегу все стоит черным огромным столбом, на восходе, без шапки старик-шахтер, охотник.
Провожает!..
5. К Штерну!
Он белку без промаху бьет в глаз дробинкой, – так и сейчас прицелился и чёк!
– Есть, один! – и Серков, старый охотник с выколотым левым глазом и помятой когда-то в схватке с тигром рукой, спокойно прицеливается еще водного…
Цепь в восемнадцать стрелков лежит на скале и стреляет вниз в бухту по судну, да так, что не дает управлять им. На мостике никого – все перебиты…
Стреляли из пушки, да что толку, по тайге – что в белый свет…
А тут еще – шторм… Судно качает…
– Уходит! Ну-ка, ребята, вдогонку… – Серков приложился – и еще восемнадцать выстрелов метких, охотничьих.
Отбили, – десант не высажен!..
– А теперь, собирайсь на Сучан, к Штерну! – и Серков первый сбегает с горы.
Там уже поджидают гонцы с Тетюхэ.
Все вместе, под начальством Серкова, отрядом двигаются с Ольги, на Сучан к Штерну.
А в бухте Ольги остался партизанский гарнизон.
…Все Приморье, вся область уже горит восстанием. Стихийно, одна за другой, подымаются волости – не выдержало крестьянство колчаковщины…
Штерн на Сучане – это центр восстания. Отсюда он руководит им, развивая, углубляя и организовывая его. Отсюда направляются отряды по всей долине до самого Хабаровска.
Шамов уже прибыл на Сучан. А теперь – дальше, застрельщиком идет его отряд.
…– Вот, товарищ Шамов, и все… Главное, не теряйте связи по фронту… Да дальше шлите отряды, когда надвинетесь к магистрали. Об остальном сговоримся на месте – я через неделю буду у вас, – и Штерн прощается с Шамовым.
Отряд двигается дальше, к Яковлевке.
И так – по несколько отрядов каждый день.
Штерн не спит – бешено работает в походной обстановке главный партизанский штаб, мозг восстания.
Область, стихийно поднявшаяся, вводится в организованное русло борьбы с Колчаком в тылу.
Задача проста: дезорганизовать тыл – ни одного солдата неприятельской армии – и ослабление питомника фронта – железнодорожных путей сообщения.
Область горит восстанием.
Штерн работает.
В пылу этой работы застает его Ефим.
6. Первая победа Ефима
– Здорово, товарищ Штерн!
– Ефим, ты?
– Я.
– Где же ты пропадал?
– Не мог раньше известить. Был занят. Помнишь эту историю с похищением документа.
– Ну, ну. Вы похитили документ, но у тебя половину перехватили.
– Да, перехватили. Но не надолго…
Ефим делает торжественную паузу. Потом:
– Теперь документ у нас. Тайна белогвардейцев целиком…
– Целиком? Вот это здорово. – Штерн трясет Ефима за плечи. – Ну, и молодчина же ты.
Ефим не скрывает восторга.
– Теперь белогвардейцам крышка. Документ ведь… Ты понимаешь.
– Ну, мы-то не сумеем этот документ использовать вполне. Вот, если бы послать его в Москву… А тут нашими силами многое не сделаешь.
– Все равно. Мы их поинтригуем и выудим, что нам надо.
– Как же тебе удалось добыть похищенную японцами часть, – спрашивает Штерн.
Ефим садится рядом с ним и начинает рассказывать:
– Несколько дней после ареста Ольги я получил пакет. В пакете было – записка и женский палец…
– Что? – Штерн, точно от какого-то толчка, порывисто устремляется на Ефима. – Ты говоришь, палец? Палец… – он не договаривает фразу.
На ровном лбу темной линией вздулась нервно пульсирующая жила.
– Я знаю, – спокойно продолжает Ефим. – Ты подумал, что это палец Ольги. Я и сам так думал, когда получил пакет. Я испугался не меньше твоего. Только это оказался палец трупа.
Штерн со вздохом облегчения опускается на стул.
– В записке, – продолжает Ефим, – мне предлагали явиться в какой-то чайный домик и передать японцам имеющуюся у меня часть документа. Иначе – «жизнь известной вам женщины в опасности» – так предупреждалось в записке.
– Что ж ты сделал?
– Я в тот же день собрался и сделал вид, будто уезжаю из Харбина. На самом же деле я стал наблюдать за чайным домиком.
– Ну, и…
– В указанное в записке время я заметил между прочими посетителями одного человека, физиономия которого показалась мне знакомой. Я припомнил: это был человек, которого я случайно видел во Владивостоке на радио-станции. Он тогда разговаривал шифром с Изомэ. Не оставалось сомнений, что он и есть тот, который добивается документа.
– Ты, конечно, его выследил?
– Мало того. Я поселился в том же доме, где живет он, и к его телефонному проводу прикрепил свой. Таким образом, мне стали известны все переговоры Изомэ с маской.
– Это интересно.
– Для меня это было в особенности. Маска убедительно говорила, что вторая часть документа у него почти на руках. Но самое интересное это то, что он требовал освобождения Ольги.
– Странно. Что ему от нее надо? Ведь он же знал, что она не имеет документа?
– Да, это странно. Во всяком случае, я использовал слышанный разговор. Я. написал Изомэ секретное письмо и предложил ему вторую часть документа на таких же условиях, как маска, но немедленно.
– Прекрасно. Но ведь Изомэ мог не поверить письму неизвестного ему человека.
– Разумеется, я учел это обстоятельство.
– Как же ты выпутался?
– Помог случай. Я встретил в Харбине полковника Солодовникова. Он меня, конечно, не узнал, зато я его путешествие в чемодане прекрасно помню.
– Ну, и…
– Не составило большого труда сорганизовать на него нападение. Затем, под страхом смерти, он от своего имени устроил банкет, пригласил Изомэ и представил меня как графа Дютруа.
– Великолепно. Ты прямо русский Рокамболь.
– Ха-ха-ха-ха! – заливается Ефим. Ему весело. Шутка сказать! Он перехитрил японского дипломата.
– Утащил у него документ прямо из-под носа, – смеется Ефим и пространно продолжает рассказывать, как он устроил Изомэ ловушку и удрал от него.
– Здорово, Ефим, здорово. Только ты не увлекайся. Давай лучше поглядим, что же это за документ, которым так упорно все интересуются.
Ефим торжественно вытаскивает из кармана обе половины голубого конверта...
Продолжение следует...
