Възд в город Памятник Гайдаю Мемориал Славы

ВЕХИ И ВЁРСТЫ. Глава 389. Олонцев и рулон бязи. Свободный на День железнодорожника. Николай Гурский

ВЕХИ И ВЁРСТЫ. Глава 389. Олонцев и рулон бязи. Свободный на День железнодорожника. Николай Гурский

Когда на протирку приборов нам давали белую бязь, грязную ветошь стирал и использовал много раз. Делая это, мне казалось, что сберегаю народное добро, чем вношу маленький вклад в большое общее дело. Умирает начальник сушильного цеха Стоянов, я участвовал в его похоронах, на которые заместитель Стоянова Владимир Михайлович Олонцев дал распоряжение взять со склада рулон  бязи с той целью, что она может пригодиться на похоронах.

Этот рулон не был использован во время похорон и оставался лежать в машине. Спросил Олонцева: «Владимир Михайлович, рулон пролежал в машине и не потребовался, его сдать на склад»? Олонцев ответил: «Какой склад»? На моих глазах он рулон выбросил в кювет. Мне трудно передать моё состояние в тот момент. Мне хотелось подойти к нему и за такое отношение к народному добру ударом кулака свернуть ему челюсть.

Его поступок с бязью меня потряс. Долгое время не находил себе места. Вот это коммунист! С такими коммунистами мы не только не построим наше светлое будущее, а растеряем то, что у нас есть - подумал я.

***

Двадцать первого марта одна тысяча девятьсот семьдесят четвёртого года за пуск потока небеленой целлюлозы меня наградили почётной грамотой и денежной премией.

***

Старшая моя дочь Галина окончила восьмой класс на одни четвёрки. У неё с первого класса до последнего класса  в табелях была только одна оценка – четыре. Младшая дочь Елена, глядя на старшую сестру, училась только  на «хорошо и отлично». В тот год она окончила первый класс.

В мае мне дали очередной отпуск, На теплоходе «Метеор», по Братскому морю, мы прошли до Иркутска, где взяли билеты на поезд до Владивостока и продолжили наше путешествие.

Проезжая Петровск–Забайкальский, фотографировал детей на вокзале у памятника декабристам.

В город Свободный мы заехали на пару дней, где отметили остановку,  потом продолжили, намеченный путь.       

Приехав во Владивосток, остановились на улице «Луговая №69» - у двоюродной сестры моей жены Ады Костырко. Ада встретила нас хорошо. Она одна растила двух мальчиков.

В шестьдесят пятом году, когда был во Владивостоке на переподготовке, несколько раз заходил к ней в гости. Тогда муж Ады Анатолий произвёл на меня очень хорошее впечатление.

Ада много рассказывала мне о своей жизни. Она  была человеком прямым, не боялась сказать правду начальству в глаза, поэтому её посчитали ненормальной и направляли на «обследование» в психбольницу. Там она познакомилась с высоким, красивым парнем.

Они подружились, а после выхода из больницы поженились. Они оба работали на стройке. Ада родила Анатолию двух сыновей – Андрея и Дмитрия. У неё всё было хорошо, а Анатолий, действительно, был болен шизофренией. Ему всегда казалось, что его кто-то караулит, чтоб убить. Спасаясь от «преследования», он бросался под поезд, но остался жив, лишившись одной ноги. Впоследствии Анатолий выбросился из окна четвёртого этажа и разбился насмерть.

Мы побывали в бухте Горностай, где я проходил переподготовку в одна тысяча девятьсот шестьдесят пятом году. Лена с Галиной в море ловили маленьких крабов и морских звёзд. Мы ходили по магазинам, купили креветок, сварили их, почистили и съели. Шелуху от панцирей, долго не думая,  бросили в унитаз. как  часто делали у нас в Братске. Мы не знали, что во Владивостоке на выходе канализации из каждой квартиры стоят сетки, поэтому от креветок унитаз моментально засорился. До прихода Ады пришлось вызывать сантехников и за деньги устранять засор.

***

На обратном пути мы сделали остановку в городе Облучье, навестив своих старых друзей Николая и Елизавету Сосимович. Они встретили нас очень хорошо. У Николая с Елизаветой, кроме дочерей Натальи и Галины, рос сын Роман, который появился у них после нашего переезда в город Братск.

В Облучье мы ходили по магазинам, купили два кресла, которые сразу отправили в Братск. Я заходил на «сороковку», где работал раньше, но её там уже не было. Мы всей семьёй побывали на улице Верхняя №26 - в доме, где жили раньше. В бывшей нашей квартире всё осталось так, как будто мы никуда не уезжали из неё.

Соседей, которые когда-то жили рядом с нами в доме,  не оказалось. Надя Рудь с мужем после смерти родителей куда-то уехали. Старики Соповы, петух которых в детстве напугал нашу дочь Галю, умерли.

Паровозное депо, которым славилось Облучье, закрыли, паровозы заменили электровозами и тепловозами, скорые пассажирские поезда теперь Облучье проходили без остановок, а не стояли по двадцать минут, как было прежде.

Только некоторые пассажирские и местные поезда на несколько минут делали остановки. Облучье стало бесперспективным городом-захолустьем. Мы не пожалели о том, что от туда во время  смотались.

***

Погостив у Сосимович, мы выехали в город Свободный, где сразу попали на праздник - «День железнодорожника». Отец у Эльвиры был почётным железнодорожником. Он всегда в своей жизни считал этот день особым. Несмотря на старость, Николай Иванович по праздникам на «тарелках» играл в духовом оркестре и барабане. В этот раз наша дочь Лена на тарелках попробовала заменить деда.

***

Когда бывал в городе Свободный, всегда проходил по дорогим с детства улицам посёлка Партизанский и мимо родного отцовского дома - в надежде встретить знакомые лица, Многие из моих друзей юности умерли, некоторые поженились и  разъехались по другим  городам Великой России.

Проходя по улице «Первого мая», возле дома деда Малышко, того самого, у которого когда-то со Стёпкой Валентеевым воровал тыкву, на лавочке увидел щупленького старичка, в  облике которого промелькнуло что-то знакомое. Остановился и пристально всмотрелся в его черты. Вдруг, в моей голове промелькнула мысль: «Возможно, это Николай Гурский? Тот самый Николай, который за велосипед отсидел на Колыме четыре года, а после освобождения вернулся домой обозлённый на весь мир? Неужели? После его возвращения мне неоднократно приходилось его провожать домой. Когда служил во флоте, у сонного Николая в парке железнодорожников сняли часы. Одного парня-грабителя он зарезал, второго не догнал, потому что запнулся и упал».

Подойдя к старику, спросил его в упор: «Мужик, тебя не Николаем зовут?» Он подозрительно посмотрел на меня и сказал: «Николаем», а тебе что?» «Гурский?» - продолжал допытываться я. Он ответил: «Да»! «Я - Василий Шиманский. Ты меня  узнаёшь?» - продолжаю разговор. Он узнал меня, и мы стали вспоминать прошлое.

Николай сказал мне, что сейчас он живёт с Малышкиной Дуськой, не раскаялся в том, что в тот злополучный вечер, когда у него сняли часы, зарезал одного парня. Он высказал сожаление, что не догнал второго. Николай от звонка до звонка просидел в тюрьме двадцать лет.

Последнее время он отбывал наказание в колонии строгого режима в Амурской области на станции Юхта, которая находится в сорока километрах от города Свободный.

«Меня освободили вечером,  не я не стал ждать местного поезда, который  ходил очень редко, а всю ночь к дому шел по шпалам пешком. Я не мог надышаться долгожданной свободой» - рассказывал мне Николай. С Николаем мы больше не встретились, он через год умер от туберкулёза.

***

С женой, тёщей и детьми мы несколько раз ездили купаться на озеро в Бардагон, то самое озеро, около которого расположен сосновый бор и пионерский городской лагерь, с которого я когда-то бежал. Тогда детская Малая Забайкальская железная дорога была построена только до совхоза, который находился в трёх километрах от пионерлагеря. Сейчас она вплотную подходила к пионерскому лагерю и стала самой большой детской дорогой Советского Союза.

Посетил  жену папиного старшего брата Александра тётю Наталью, которая много рассказывала мне про детство моего отца, о своём сыне Иване, некогда знаменитого художника города Свободный, о дочери Вере и многом другом.

Её сын Иван в юности окончил художественное училище имени Сурикова. Во времена Сталина в городе Свободный ему одному разрешали рисовать портреты вождей. Он этим гордился, но  был болезненно самолюбивым человеком.

С женой Анной Семёновной они разошлись, потому что Анна Семёновна работала ревизором ОРСа, все называли её по имени и отчеству, а к нему обращались, не иначе, как Иван. Такое обращение для него было обидным. С матерью и сестрой Верой он тоже разругался, и уже, как несколько лет к ним не приходил. От некоторых знакомых тётя Наталья знала, что он живёт на станции Серышево.

Проведал дочь тёти Натальи, а мне двоюродную сестру Веру, которая жила в центре города по улице Зейской. Квартиру Вера получила со всеми удобствами - электрическим титаном, что по тем временам было большой редкостью.

С мужем Виктором Вера разошлась, единственный её сын Владимир был женат, но жил отдельно. Вера раньше работала в Госбанке, а теперь находилась на пенсии по болезни. Вере было сорок четыре года, а у неё был туберкулёз последней стадии.

Когда мы прощались, Вера не стала меня целовать, а сказала: «Прощай, братишка! Мне очень тяжело сознавать то, что скоро умру, и мы с тобой больше никогда не увидимся. Не верится, что всё останется так, как есть, а меня не будет! Обидно в такие годы покидать этот мир, но это так, дорогой братишка! Не вспоминай меня лихом! Любила жизнь, но..  ».

Вера ещё много говорила о своих мечтах, которые остаются несбыточными, о матери,  квартире, которую ждала многие годы, а теперь в ней не придётся пожить. Уходил от сестрёнки с большим камнём на сердце. Мы больше с ней не встретились. Через месяц после моего посещения Вера умерла.

02:00
1923
RSS
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Загрузка...
|