Жёлтый дьявол. Том 1. Гроза разразилась. 1918 год. Глава 15. Снова в гору
Глава 15-я
Снова в гору
1. В трамвае
Ра-азз, – и ногой на подножку.
Динь-динь-динь-динь… динь-динь… динь…
Звенит трамвай, спускаясь по Алеутской.
Остановка. Вскочивший протискивается в вагон. Трамвай заворачивает на Светланскую. Мелькают витрины магазинов, в его зеркальных стеклах, отражаясь в обратном движении.
Смотрит: что это?
Сразу не смеет поворотить головы, – оглядывает осторожно, не торопясь, публику вокруг… успокаивается, и потом, незаметно, медленно двигается к передней площадке вагона.
Остановился – смотрит: – бритая голова, загорелая шея, защитный френч…
– Фу, чёрт возьми, тот самый, что на фронте из палатки сшил, – думает…
Рука загорелая, черная – держит газету.
На переломе, под пальцем заголовок:
КОНЕЦ АРМИИ ЛАЗО.
Впился, читает:
«Нет армии Лазо…
Разбита, разбрелась – уничтожена.
Он, один, всеми покинутый, – даже своими, – ушел в тайгу… Быть может, умирать.
А его банды, раскинувшись по окружным деревням, грабят, насилуют и…»
…И что же…
«Большевики не умели воевать вообще: это была пьяная, разнузданная, дезорганизованная масса…
Но Лазо – надо отдать ему справедливость, хотя он и наш враг, – был единственный талантливый полко… самый серьез… наш про…»
…пальцем на заголовок, а сам говорит вслух, читает:
«Конец армии Лазо»…
Бритая голова чуть откинулась, но не поворачивалась…
Жжжиии – шшии…
Публика шатнулась, и пассажиры волной к дверям…
Шш-шиии – трамвай стоп:
– Мальцевский базар, станция второму участку – кондукторша.
– На Абрекинскую, здесь слезать, да? – бритая голова кондукторше.
Та кивает головой.
Встает, прячет газету в карман, выходит последним.
Идет в сторону экипажа, а впереди – тот самый, который… Догоняет – поравнялся. Идут вместе.
Шёпотом:
– Спускайся направо, к бухте, – подожди у доков…
Разошлись…
«Конспирация», подумал каждый: правильно, хорошо сделали…
Но на углу, у экипажа, дымит папиросой человек – под фетровой шляпой не видно лица – военный американский костюм – на ногах обмотки и желтые остроносые ботинки.
На повороте бритый заметил что-то – и быстро, бегом к бухте. А там – сел на каменный парапет.
Вытащил газету. Закурил папиросу.
Ждет.
– Что этому «американцу» надо? – думает… Заметил, как тот спускается к нему – шпион.
Одним глазом в газету, другим на него…
Подходит, и:
– Николай, здорово! опять с тобой встретились… ловко, совсем не ожидал…
– Ну, и я тоже.
– Похоронил уж я тебя совсем…
– Как многих других…
– Да…
Замолчали.
И картинами проходят десятки, десятки лучших товарищей, погибших там, в тайге.
…– Ты знаешь, Александра Николаевна здесь…
– Жена Яковлева?..
– Она самая… – Она здесь, как большевистский Калита, собирает раздробленные силы. Сегодня, как раз, должно быть первое организационное собрание сибиряков и здешних, приморцев…
– Где? Когда?..
– Всё скажет…
– Почему ты в американском? Я уж подумал – шпион. – И Николай смотрит, ждёт.
– Хо-хо… Ловко, брат, и не придумаешь лучше… – И Ильицкий весело добавляет: – у американцев служу… в штабе…
– Да, действительно, хорошо…
– А Ольгу Лазо видел? – опять Ильицкий.
– Нет еще, но я здесь близко подошел к местным… – Знаешь маленькую Ольгу и Танючку?..
– Нет.
– Ну, узнаешь… Так вот, через них. А к Раеву у меня была явка от Краснолобова… Да, а сам он где, – ты знаешь?
– Краснолобов? Нет… Как расстались там, на Зее – так с тех пор и ничего… И об Яковлеве ничего не слыхал.
– И Александру Николаевну…
Шорох по гальке. Оглянулись.
По виадуку спускалась она.
Быстро подошла.
– Я заметила – за вами смотрит какой-то американец в шляпе, – разойдемся. Вот вам пароль и адрес. Время собрания – одиннадцать ночи.
Уходя:
– Ольгу видела – тоже придёт…
Но уже поздно: успела уйти только она, как шляпа из-за угла – тут…
Николай быстро решает:
– Я купаюсь… ты поезжай на шампуньке в Гнилой Угол… Одежу забери, – там встретимся.
Ильицкий еще плохо соображает, как и что… Но уже быстро – к шампунькам.
Слышит – булькнуло за спиной… Не оглядываясь, идёт.
А Николай далеко вынырнул и мерными широкими взмахами поплыл через бухту Золотой Рог, сверкая бронзой точеной головы и загаром плеч.
– …А здорово мы его обтяпали… – во всю, не может удержаться, хохочет Ильицкий: – ведь он не знал, сначала, за кем идти, а потом решил – за тобой; искупается-де, мол, и вернётся, все равно голый не убежит…
– Малость ошибся… – выдыхает Николай; улыбается и часто дышит. – Устал…
– Здорово устал?
Николай закрывает глаза, кивает…
Вытянулся на траве, жмурится на солнце – блестит тело каплями соленой морской воды.
Опять покатился смехом Ильицкий:
– Вот то будет шпик искать твое белье! – можно сказать – укараулил!..
И опять хохот Ильицкого…
– Ты ему счёт представь, – сквозь смех.
– Счёт… – и Николай упруго вскакивает и начинает одеваться.
И тоже присоединяется к Ильицкому.
Оба смеются.
Смеётся и бухта осенним солнцем…
Весело… солоно…
2. Пуганая ворона
Хвостик солнца через окошко зайчиком по стене. По старым олеографиям из «Нивы». По канареечке в клетке: ти-и-и-уик-уик!
– Ззззз… ззиннн… дзинззз… – бьется об стекло ошалелая муха.
Потом перелетает на диван. Долго сидит на чьем-то носу и чешет лапки. Наконец, спускается в рот, спящего на диване Резникова.
– Гммм-аааххх а-ах – лежащий делает гримасу – и выплевывает непрошенную гостью.
Прислушивается: не стучали-ли? Всё спокойно.
Идёт на кухню. К хозяйке:
– Анна Григорьевна, скажите, меня никто не спрашивал?
– Нет.
– А те, что давеча приходили?
– Те спрашивали какого-то Резникова. А у нас такого никогда и не было.
– Так-так, а вы что же?
– Что же… я и говорю: у нас жилец Смирнов, да я с мужем.
– И всё?
– Всё.
– А они что?
– Они-то что? Молодежь! Похохотали и ушли.
– А зачем им Резников – не говорили?
– Нет. Вы что же так ими интересуетесь? Вы их знаете?
Руки по швам. Нервное движение пальцев.
– Что вы, что вы! Я никогда о них и не слыхал. Я только так…
В передней кто-то стучит.
– Вероятно к вам, гражданин Смирнов.
– Кто же это?
Вбегает Танючка. Звонким веселым голоском:
– Здравствуйте, здравствуйте, хорошо, что застала!
– Пойдемте, пойдемте ко мне! – спешно провожает Резников ее в свою комнату.
Танючка сбрасывает тужурку и тут же выпаливает:
– Я к вам по делу, товарищ Рез…
Резников подбегает к ней и всей ладонью зажимает рот.
– Ради… всего! Тише! Тут все слышно. Не произносите моей фамилии. Я тут Смирнов…
– А-а… – только и может выдавить Танючка, сообразив страшную важность Резниковского сообщения.
– Вот вам бумажка. Напишите, в чем дело, – шепчет Резников Танючке на ушко.
Танючка пишет:
«Сегодня явка у… нужно быть всем обязательно».
– Явка? Не пойду, не пойду! Что они – сумасшедшие! В такое время: кругом шпики, все расконспирировано… Нет, не пойду!
– Велели, обязательно! – дышит Танючка в ухо Резникову.
– Не пойду! А ты иди домой. Вот тебе книжка, если кто по дороге спросит, где была, – скажи к дяде – за книжкой.
Он подает ей томик Лермонтова и выпроваживает ее.
– Что же вы так скоро барышню-то отпустили, – улыбаясь, говорит Янна Григорьевна.
– Это внучка моя. За книжкой пришла, почитать этак… Знаете – дома скучно…
– Да-да, – сочувственно кивает хозяйка.
Что это она, – думает Резников. Не подозревает ли что.
– Ха-ха-ха – беспричинно смеется он. – Молодежь – всё книжками балуется…
И, чтобы окончательно замести следы, берет хозяйку фамильярно под руку и говорит:
– А нам так и в козла играть хорошо.
– Что ж… сыграем, – дружелюбно соглашается хозяйка.
3. Снова в гору
Ветер свистит и рвёт.
– Ну-ну, не отставайте, товарищ центро-сибирец! Это вам не Иркутск, – покрепче, покрепче шагайте…
Клочьями сквозь ветер долетают слова и смех Кокушкина.
Три темных фигуры скользят по щебню, карабкаясь в гору.
– Будь проклят ваш Мальцевский овраг, – сзади кряхтит и ругается бас.
Лезут…
Вот уже гребень сопки:
– Дайте хоть передохнуть, – опять сзади, просительно.
Сжалились – останавливаются.
Оборачиваются, подставляя спину ветру, и бас ахает…
Небывалой панорамой лег сказочный город там, внизу – к бухте сбегая многочисленными ручейками огней. Огромным амфитеатром раскинулись скалистые кручи – далеко в море замыкая круг рогами: Тигровым и Черным мысом.
Клочья облаков по небу.
Черными пятнами внизу бухта.
В просветах – белые полосы.
Вон там, в прорыве, у входа в море – серебряная синь по ряби залива – лунными бликами.
– Чертовски!.. – только и может пробасить он.
– Ну, отдышались, товарищ, – опять Кокушкин, – и первым вперед еще выше…
– Ох… сзади вздохом…
Впереди, выше – заминка… и голос:
– Держи вправо.
– Нет, влево, – ответом Кокушкин.
– Пароль?
Кокушкин в темноте близко на ухо тому:
– «Снова в гору».
Ему ответом:
– «Прямо и круче налево».
Прошли.
– Ох, ещё выше… – слышно жалобно сзади.
– Ещё, – насмешливо шопотом впереди.
– Ох… – протяжно.
В разрывах облаков - луна да звезды.
Шорох – далеко слышно гальку.
Низко надвинута на глаза широкополая шляпа – поворачивается часто… крадучись ногами, прихрамывая… перебежками от дома к дому по теневой стороне. Потом – в ущелье Рабочей Слободки, во тьму.
Вздох облегченья…
И только шагнул дальше – ослепило.
Под самым носом электрический фонарь…
– Кто?
Чакают зубы… рыжая борода трясется…
– Пароль, – снова, и дуло револьвера в полосу света к глазам:
– …Сссс-с-свой…
Смех. Гаснет фонарь.
Тьма.
Еще одна фигура из тьмы на гору.
Остановилась…
Точно приросла к гребню сопки – широкая, коренастая.
Лунным бликом из туч: – это – Раев…
Стоит крепкий, спокойный, смотрит вниз на город: он знает его тайны. Он любит его вечно бурлящую авантюрную политическую обстановку.
Он любит борьбу в нем – тонкую, ловкую – страшную: не на живот, а на смерть…
Борьба эта совсем было замирала – слабли силы большевиков. Но вот сегодня опять начинается.
Недаром же он и сейчас поднялся в гору – на самый гребень: в самую гущу Рабочей Слободки.
Смотрит: а город оттуда – огромный, сверкающий – дышит тяжело, жутко, по чужому… – своими шантанами, разгулом офицерства, бесконечными контр-разведками, разноязычной оравой врагов, китайскими опио-курильнями, пьяным торжищем женского цветного тела – рынок интервенции…
– Погоди, – огромным кулаком ему, – будешь наш, вычистим до тла…
И зашагал, крепко, уверенно:
– Снова в гору.
4. В подполье
– Ни черта не видать… – ощупью Раев из сеней.
– Вот и хорошо, – молодыми голосами в ответ.
– Ну, вы там, куропатки – закрякали… шагнул, остановился:
– А сесть где?
– Садись, где стоишь, – опять те же голоса. Пригляделся – различает едва очертания, контуры людей в комнате… Кто – где: на полу, на кровати, на скамье, на столе…
Нелегальные – в сборе.
Александра Николаевна, как организатор объединения сибиряков с владивостокчанами – делает сообщение – просто, коротко, всем ясно…
Только одному не ясно:
– …Ну, вы, товарищ Рез…
Из угла, из темноты поспешный испуганный голос:
– Товарищ, не забывайте, Петров я, Петров…
Из другого угла задорный смешок.
– Вот, вот… – продолжает тот же голос: – вот почему мне не ясно – молодежь все здесь…
– Знаю, «товарищ Петров», – перебивает Александра Николаевна: – знаю, что вы думаете о приморцах – молодо-зелено… плохие конспираторы…
Раев крякает иронически.
Пуганая ворона – куста боится… – ему на ухо молодым задорным шопотом.
– …Но… безоговорочно – нужно объединение, нужен Ревком… Местничества всякие…
– Долой!.. – заканчивает Раев.
... Ревком избран.
Дальше.
Раев сообщает о положении совета у чехов в концентрационных лагерях:
– Плохо им, – говорит. Надо поскорее их оттуда вытаскивать…
– А почему до сих пор этого не сделали? – удивляется Александра Николаевна, не зная местной обстановки.
– Вот тут-то и заковыка… – и в темноте видно, как Раев чешет затылок…
– Заковыка – Костя причиной… говорит – не может бежать, когда красноармейцы сотнями гибнут в лагере, не имея такой возможности.
– Да-да… А всё-таки вредная сентиментальность.
Молодежь подхватывает слова Александры Николаевны:
– Верно. Хуже будет потом всем…
Раев еще добавляет: – Губельман, да еще два-три согласны, хоть сейчас идут… Ну, мы им устраиваем побег. И ребята уже назначены…
Подумав еще:
– Костя еще спрашивает: где Краснолобов, Лазо, Яковлев…
Александра Николаевна молчит.
Всем как-то не по себе: догадываются – Яковлев убит… Ей трудно выговорить это слово – больно, тяжело за неё всем.
А потом две Ольги – маленькая и большая и Ефим шёпотом о Луцком, о баронессе…
Молодежь насторожилась, слушает – интересно… – напали на верный след большой шпионки.
Раев подводит итог: Луцкий – со счетов долой, мягкотелый «тилигент» – раскис, не опасен теперь…
– Нет, я думаю – будет полезен… – большая Ольга, с хитрецой.
– Ерунда!.. Я хотел сказать… и не полезен… Ну, да с ним там видно будет… Понаблюдай пока – поручаем тебе… А вот баронесса… эта – тут дело серьезное: вот ее надо взять на прицел…
Игорю поручили это…
Последнее: о Лазо. Что он двигается из Амурской тайги к Приморью…
Ильицкий и Николай сразу:
– Надо к нему, навстречу…
– С чем… с голыми руками?.. – из угла голос… Лунным бликом на подоконник, через него, туда, пятном на говорившего.
И рыжая борода из темноты:
– Не голыми, а с винтовками… – молодой сочный голос.
– Верно, Игорь. – Вся молодежь за ним.
– Ну, и идите… – Чужое насмешливое опять оттуда, из угла.
– И пойдем, – несколько голосов.
– Ревком, товарищи, есть, не торопитесь, – Раев спокойно. – Успеем и это решить…
– Ну… – и опять в ухо Раеву:
– Верно – пуганая ворона…
Раев молчит.
– Верно…
Продолжение следует...
