Възд в город Памятник Гайдаю Мемориал Славы

Жёлтый дьявол. Том 1. Гроза разразилась. 1918 год. Глава 15. Снова в гору

Жёлтый дьявол. Том 1. Гроза разразилась. 1918 год. Глава 15. Снова в гору

Глава 15-я

Снова в гору

1. В трамвае

Ра-азз, – и ногой на подножку.

Динь-динь-динь-динь… динь-динь… динь…

Звенит трамвай, спускаясь по Алеутской.

Остановка. Вскочивший протискивается в вагон. Трамвай заворачивает на Светланскую. Мелькают витрины магазинов, в его зеркальных стеклах, отражаясь в обратном движении.

Смотрит: что это?

Сразу не смеет поворотить головы, – оглядывает осторожно, не торопясь, публику вокруг… успокаивается, и потом, незаметно, медленно двигается к передней площадке вагона.

Остановился – смотрит: – бритая голова, загорелая шея, защитный френч…

– Фу, чёрт возьми, тот самый, что на фронте из палатки сшил, – думает…

Рука загорелая, черная – держит газету.

На переломе, под пальцем заголовок:

КОНЕЦ АРМИИ ЛАЗО.

Впился, читает:

«Нет армии Лазо…

Разбита, разбрелась – уничтожена.

Он, один, всеми покинутый, – даже своими, – ушел в тайгу… Быть может, умирать.

А его банды, раскинувшись по окружным деревням, грабят, насилуют и…»

…И что же…

«Большевики не умели воевать вообще: это была пьяная, разнузданная, дезорганизованная масса…

Но Лазо – надо отдать ему справедливость, хотя он и наш враг, – был единственный талантливый полко… самый серьез… наш про…»

…пальцем на заголовок, а сам говорит вслух, читает:

«Конец армии Лазо»…

Бритая голова чуть откинулась, но не поворачивалась…

Жжжиии – шшии…

Публика шатнулась, и пассажиры волной к дверям…

Шш-шиии – трамвай стоп:

– Мальцевский базар, станция второму участку – кондукторша.

– На Абрекинскую, здесь слезать, да? – бритая голова кондукторше.

Та кивает головой.

Встает, прячет газету в карман, выходит последним.

Идет в сторону экипажа, а впереди – тот самый, который… Догоняет – поравнялся. Идут вместе.

Шёпотом:

– Спускайся направо, к бухте, – подожди у доков…

Разошлись…

«Конспирация», подумал каждый: правильно, хорошо сделали…

Но на углу, у экипажа, дымит папиросой человек – под фетровой шляпой не видно лица – военный американский костюм – на ногах обмотки и желтые остроносые ботинки.

На повороте бритый заметил что-то – и быстро, бегом к бухте. А там – сел на каменный парапет.

Вытащил газету. Закурил папиросу.

Ждет.

– Что этому «американцу» надо? – думает… Заметил, как тот спускается к нему – шпион.

Одним глазом в газету, другим на него…

Подходит, и:

– Николай, здорово! опять с тобой встретились… ловко, совсем не ожидал…

– Ну, и я тоже.

– Похоронил уж я тебя совсем…

– Как многих других…

– Да…

Замолчали.

И картинами проходят десятки, десятки лучших товарищей, погибших там, в тайге.

…– Ты знаешь, Александра Николаевна здесь…

– Жена Яковлева?..

– Она самая… – Она здесь, как большевистский Калита, собирает раздробленные силы. Сегодня, как раз, должно быть первое организационное собрание сибиряков и здешних, приморцев…

– Где? Когда?..

– Всё скажет…

– Почему ты в американском? Я уж подумал – шпион. – И Николай смотрит, ждёт.

– Хо-хо… Ловко, брат, и не придумаешь лучше… – И Ильицкий весело добавляет: – у американцев служу… в штабе…

– Да, действительно, хорошо…

– А Ольгу Лазо видел? – опять Ильицкий.

– Нет еще, но я здесь близко подошел к местным… – Знаешь маленькую Ольгу и Танючку?..

– Нет.

– Ну, узнаешь… Так вот, через них. А к Раеву у меня была явка от Краснолобова… Да, а сам он где, – ты знаешь?

– Краснолобов? Нет… Как расстались там, на Зее – так с тех пор и ничего… И об Яковлеве ничего не слыхал.

– И Александру Николаевну…

Шорох по гальке. Оглянулись.

По виадуку спускалась она.

Быстро подошла.

– Я заметила – за вами смотрит какой-то американец в шляпе, – разойдемся. Вот вам пароль и адрес. Время собрания – одиннадцать ночи.

Уходя:

– Ольгу видела – тоже придёт…

Но уже поздно: успела уйти только она, как шляпа из-за угла – тут…

Николай быстро решает:

– Я купаюсь… ты поезжай на шампуньке в Гнилой Угол… Одежу забери, – там встретимся.

Ильицкий еще плохо соображает, как и что… Но уже быстро – к шампунькам.

Слышит – булькнуло за спиной… Не оглядываясь, идёт.

А Николай далеко вынырнул и мерными широкими взмахами поплыл через бухту Золотой Рог, сверкая бронзой точеной головы и загаром плеч.

– …А здорово мы его обтяпали… – во всю, не может удержаться, хохочет Ильицкий: – ведь он не знал, сначала, за кем идти, а потом решил – за тобой; искупается-де, мол, и вернётся, все равно голый не убежит…

– Малость ошибся… – выдыхает Николай; улыбается и часто дышит. – Устал…

– Здорово устал?

Николай закрывает глаза, кивает…

Вытянулся на траве, жмурится на солнце – блестит тело каплями соленой морской воды.

Опять покатился смехом Ильицкий:

– Вот то будет шпик искать твое белье! – можно сказать – укараулил!..

И опять хохот Ильицкого…

– Ты ему счёт представь, – сквозь смех.

– Счёт… – и Николай упруго вскакивает и начинает одеваться.

И тоже присоединяется к Ильицкому.

Оба смеются.

Смеётся и бухта осенним солнцем…

Весело… солоно…

 

2. Пуганая ворона

Хвостик солнца через окошко зайчиком по стене. По старым олеографиям из «Нивы». По канареечке в клетке: ти-и-и-уик-уик!

– Ззззз… ззиннн… дзинззз… – бьется об стекло ошалелая муха.

Потом перелетает на диван. Долго сидит на чьем-то носу и чешет лапки. Наконец, спускается в рот, спящего на диване Резникова.

– Гммм-аааххх а-ах – лежащий делает гримасу – и выплевывает непрошенную гостью.

Прислушивается: не стучали-ли? Всё спокойно.

Идёт на кухню. К хозяйке:

– Анна Григорьевна, скажите, меня никто не спрашивал?

– Нет.

– А те, что давеча приходили?

– Те спрашивали какого-то Резникова. А у нас такого никогда и не было.

– Так-так, а вы что же?

– Что же… я и говорю: у нас жилец Смирнов, да я с мужем.

– И всё?

– Всё.

– А они что?

– Они-то что? Молодежь! Похохотали и ушли.

– А зачем им Резников – не говорили?

– Нет. Вы что же так ими интересуетесь? Вы их знаете?

Руки по швам. Нервное движение пальцев.

– Что вы, что вы! Я никогда о них и не слыхал. Я только так…

В передней кто-то стучит.

– Вероятно к вам, гражданин Смирнов.

– Кто же это?

Вбегает Танючка. Звонким веселым голоском:

– Здравствуйте, здравствуйте, хорошо, что застала!

– Пойдемте, пойдемте ко мне! – спешно провожает Резников ее в свою комнату.

Танючка сбрасывает тужурку и тут же выпаливает:

– Я к вам по делу, товарищ Рез…

Резников подбегает к ней и всей ладонью зажимает рот.

– Ради… всего! Тише! Тут все слышно. Не произносите моей фамилии. Я тут Смирнов…

– А-а… – только и может выдавить Танючка, сообразив страшную важность Резниковского сообщения.

– Вот вам бумажка. Напишите, в чем дело, – шепчет Резников Танючке на ушко.

Танючка пишет:

«Сегодня явка у… нужно быть всем обязательно».

– Явка? Не пойду, не пойду! Что они – сумасшедшие! В такое время: кругом шпики, все расконспирировано… Нет, не пойду!

– Велели, обязательно! – дышит Танючка в ухо Резникову.

– Не пойду! А ты иди домой. Вот тебе книжка, если кто по дороге спросит, где была, – скажи к дяде – за книжкой.

Он подает ей томик Лермонтова и выпроваживает ее.

– Что же вы так скоро барышню-то отпустили, – улыбаясь, говорит Янна Григорьевна.

– Это внучка моя. За книжкой пришла, почитать этак… Знаете – дома скучно…

– Да-да, – сочувственно кивает хозяйка.

Что это она, – думает Резников. Не подозревает ли что.

– Ха-ха-ха – беспричинно смеется он. – Молодежь – всё книжками балуется…

И, чтобы окончательно замести следы, берет хозяйку фамильярно под руку и говорит:

– А нам так и в козла играть хорошо.

– Что ж… сыграем, – дружелюбно соглашается хозяйка.

 

3. Снова в гору

Ветер свистит и рвёт.

– Ну-ну, не отставайте, товарищ центро-сибирец! Это вам не Иркутск, – покрепче, покрепче шагайте…

Клочьями сквозь ветер долетают слова и смех Кокушкина.

Три темных фигуры скользят по щебню, карабкаясь в гору.

– Будь проклят ваш Мальцевский овраг, – сзади кряхтит и ругается бас.

Лезут…

Вот уже гребень сопки:

– Дайте хоть передохнуть, – опять сзади, просительно.

Сжалились – останавливаются.

Оборачиваются, подставляя спину ветру, и бас ахает…

Небывалой панорамой лег сказочный город там, внизу – к бухте сбегая многочисленными ручейками огней. Огромным амфитеатром раскинулись скалистые кручи – далеко в море замыкая круг рогами: Тигровым и Черным мысом.

Клочья облаков по небу.

Черными пятнами внизу бухта.

В просветах – белые полосы.

Вон там, в прорыве, у входа в море – серебряная синь по ряби залива – лунными бликами.

– Чертовски!.. – только и может пробасить он.

– Ну, отдышались, товарищ, – опять Кокушкин, – и первым вперед еще выше…

– Ох… сзади вздохом…

Впереди, выше – заминка… и голос:

– Держи вправо.

– Нет, влево, – ответом Кокушкин.

– Пароль?

Кокушкин в темноте близко на ухо тому:

– «Снова в гору».

Ему ответом:

– «Прямо и круче налево».

Прошли.

– Ох, ещё выше… – слышно жалобно сзади.

– Ещё, – насмешливо шопотом впереди.

– Ох… – протяжно.

В разрывах облаков - луна да звезды.

Шорох – далеко слышно гальку.

Низко надвинута на глаза широкополая шляпа – поворачивается часто… крадучись ногами, прихрамывая… перебежками от дома к дому по теневой стороне. Потом – в ущелье Рабочей Слободки, во тьму.

Вздох облегченья…

И только шагнул дальше – ослепило.

Под самым носом электрический фонарь…

– Кто?

Чакают зубы… рыжая борода трясется…

– Пароль, – снова, и дуло револьвера в полосу света к глазам:

– …Сссс-с-свой…

Смех. Гаснет фонарь.

Тьма.

Еще одна фигура из тьмы на гору.

Остановилась…

Точно приросла к гребню сопки – широкая, коренастая.

Лунным бликом из туч: – это – Раев…

Стоит крепкий, спокойный, смотрит вниз на город: он знает его тайны. Он любит его вечно бурлящую авантюрную политическую обстановку.

Он любит борьбу в нем – тонкую, ловкую – страшную: не на живот, а на смерть…

Борьба эта совсем было замирала – слабли силы большевиков. Но вот сегодня опять начинается.

Недаром же он и сейчас поднялся в гору – на самый гребень: в самую гущу Рабочей Слободки.

Смотрит: а город оттуда – огромный, сверкающий – дышит тяжело, жутко, по чужому… – своими шантанами, разгулом офицерства, бесконечными контр-разведками, разноязычной оравой врагов, китайскими опио-курильнями, пьяным торжищем женского цветного тела – рынок интервенции…

– Погоди, – огромным кулаком ему, – будешь наш, вычистим до тла…

И зашагал, крепко, уверенно:

– Снова в гору.

 

4. В подполье

– Ни черта не видать… – ощупью Раев из сеней.

– Вот и хорошо, – молодыми голосами в ответ.

– Ну, вы там, куропатки – закрякали… шагнул, остановился:

– А сесть где?

– Садись, где стоишь, – опять те же голоса. Пригляделся – различает едва очертания, контуры людей в комнате… Кто – где: на полу, на кровати, на скамье, на столе…

Нелегальные – в сборе.

Александра Николаевна, как организатор объединения сибиряков с владивостокчанами – делает сообщение – просто, коротко, всем ясно…

Только одному не ясно:

– …Ну, вы, товарищ Рез…

Из угла, из темноты поспешный испуганный голос:

– Товарищ, не забывайте, Петров я, Петров…

Из другого угла задорный смешок.

– Вот, вот… – продолжает тот же голос: – вот почему мне не ясно – молодежь все здесь…

– Знаю, «товарищ Петров», – перебивает Александра Николаевна: – знаю, что вы думаете о приморцах – молодо-зелено… плохие конспираторы…

Раев крякает иронически.

Пуганая ворона – куста боится… – ему на ухо молодым задорным шопотом.

– …Но… безоговорочно – нужно объединение, нужен Ревком… Местничества всякие…

– Долой!.. – заканчивает Раев.

... Ревком избран.

Дальше.

Раев сообщает о положении совета у чехов в концентрационных лагерях:

– Плохо им, – говорит. Надо поскорее их оттуда вытаскивать…

– А почему до сих пор этого не сделали? – удивляется Александра Николаевна, не зная местной обстановки.

– Вот тут-то и заковыка… – и в темноте видно, как Раев чешет затылок…

– Заковыка – Костя причиной… говорит – не может бежать, когда красноармейцы сотнями гибнут в лагере, не имея такой возможности.

– Да-да… А всё-таки вредная сентиментальность.

Молодежь подхватывает слова Александры Николаевны:

– Верно. Хуже будет потом всем…

Раев еще добавляет: – Губельман, да еще два-три согласны, хоть сейчас идут… Ну, мы им устраиваем побег. И ребята уже назначены…

Подумав еще:

– Костя еще спрашивает: где Краснолобов, Лазо, Яковлев…

Александра Николаевна молчит.

Всем как-то не по себе: догадываются – Яковлев убит… Ей трудно выговорить это слово – больно, тяжело за неё всем.

А потом две Ольги – маленькая и большая и Ефим шёпотом о Луцком, о баронессе…

Молодежь насторожилась, слушает – интересно… – напали на верный след большой шпионки.

Раев подводит итог: Луцкий – со счетов долой, мягкотелый «тилигент» – раскис, не опасен теперь…

– Нет, я думаю – будет полезен… – большая Ольга, с хитрецой.

– Ерунда!.. Я хотел сказать… и не полезен… Ну, да с ним там видно будет… Понаблюдай пока – поручаем тебе… А вот баронесса… эта – тут дело серьезное: вот ее надо взять на прицел…

Игорю поручили это…

Последнее: о Лазо. Что он двигается из Амурской тайги к Приморью…

Ильицкий и Николай сразу:

– Надо к нему, навстречу…

– С чем… с голыми руками?.. – из угла голос… Лунным бликом на подоконник, через него, туда, пятном на говорившего.

И рыжая борода из темноты:

– Не голыми, а с винтовками… – молодой сочный голос.

– Верно, Игорь. – Вся молодежь за ним.

– Ну, и идите… – Чужое насмешливое опять оттуда, из угла.

– И пойдем, – несколько голосов.

– Ревком, товарищи, есть, не торопитесь, – Раев спокойно. – Успеем и это решить…

– Ну… – и опять в ухо Раеву:

– Верно – пуганая ворона…

Раев молчит.

– Верно…

 

Продолжение следует...

Предыдущие главы

09:30
7305
RSS
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Загрузка...
|