ЯРОСЛАВ ТУРОВ: ЯМА
Экскаваторы копали глубоко. Амурин никогда ещё не видел такого огромного котлована.
— А что здесь будет? — спросил он одного из зевак, глазевшего на гигантскую пропасть, разверзшуюся едва ли не в самом центре их городка.
— Яма, — флегматично протянул тот.
— А зачем?
— Чтобы была…
Вполне удовлетворившись таким глубоко философским отве- том, Амурин перекинул ремень сумки через плечо и продолжил путь домой. Перед самым отъездом в Москву он краем уха слышал о гигантском шопинг-молле, который будто бы будут возводить рядом с исторической застройкой середины девятнадцатого века, но не думал, что яму под него выроют так быстро, да ещё такую большую. Работа была проделана столь грандиозная, что практически всё движение в центре было перекрыто, и даже пешеходам приходилось делать немалый крюк, чтобы обойти под Новый год свалившееся им на головы счастье.
— Хорошо копают, — перешагивая через плавающие в снеж- ной каше куски асфальта, хмыкнул Амурин. — Представляю, сколько деньжищ они только в один этот раскоп вбухали…
Впрочем, как только котлован скрылся из виду, Амурин о нём забыл. Он думал о другом: о нежданно выпавшей ему ответственной миссии. Только что он прилетел с проводившегося в столице Народного Форума факелоносцев. В преддверии Летних Февральских Игр перед участниками Форума была поставлена непростая задача: в рекордные сроки пронести факел со Священным Огнём вдоль всей сухопутной границы Великого Государства: от побережья Ямала до конечной станции во Владивостоке, что составляло ни много ни мало двадцать две тысячи 5 км. Предполагалось, что освящённое Высшими Иерархами всех основных религиозных конфессий Пламя не только отпугнёт злые силы от Родины, но и добудет славу и почёт со стороны соседей.
Амурин отвечал за двадцатикилометровый участок вдоль берега реки Амур, где аккурат на границе с Китаем раскинулся его родной город Евангельск. Выбрали его, простого портового грузчика, видимо, из-за фамилии. — Кому как не тебе плыть по Амуру, Амурин? — хлопнул его по плечу волосатой ручищей бригадир Илюхин.
— Ты и моржуешь у нас. Да не телись ты как баба!
Бабой перед мужиками рядиться было стыдно, тем более он и правда любил в Крещение окунуться в прорубь — пришлось согласиться. По словам Илюхина, которому об этом под большим секретом лично поведал сам начальник порта Руленко, в Москве и Евангельске самые светлые головы долго думали, чем можно удивить мир на их участке. Хотели сперва на лыжах факелоносца запустить, ну или, в крайнем случае, на коньках, но вот беда: зима выдалась малоснежная и такая аномально тёплая, что впервые за сотню лет даже вода в реке не замерзала. Вот и решили: будет пловец, да не простой, а чтоб морж.
Обо всём этом и размышлял на ходу Амурин, когда на перекрёстке Ленина и Карла Маркса, возле продуктового, к нему подошёл лысый босой мужчина лет тридцати, обёрнутый в оранжевую простыню. Лазурные глаза его излучали добро.
— Какой у нас всё-таки город красивый, не правда ли? — тепло улыбаясь, произнёс он.
— Чего? — не понял Амурин.
— Нет, вы заметили, как потрясающе переплетаются в эклек- тическом экстазе эти стеклянные высотки, панельные советские пятиэтажки и старые купеческие дома — осколки той, другой России, которую мы навсегда потеряли…
При выражении «эклектический экстаз» грузчику захотелось было ответить просветлённому собеседнику действием или хотя бы крепким словом, но, вспомнив о своей теперешней миссии, он сдержался:
— Мужик, тебе это… без обуток не холодно? — поинтересовался Амурин, глядя, как стопы незнакомца по щиколотки утопают в серой жиже.
— Кришна любит нас всех, — ответил мужик в простыне, широко улыбаясь. — Тепло его любви греет нас даже тогда, когда греть уже, кажется, нечему…
«Валить надо поскорей отсюда — от греха подальше. А то не ровен час — не сдержусь, подведу страну», — уныло подумал Амурин и стал прикидывать возможные пути отступления. Хорошо, до продуктового было уже рукой подать.
— Ты это… извини, меня жена послала за покупками, волно- ваться будет. Харе Рама, — буркнул Амурин и поспешил скрыться в магазине. От улыбки ясноглазого у него сводило все внутренности, Амурин не привык, чтобы ему так много улыбались.
Оглядев полки с товарами, он подумал, что не мешало бы чего-нибудь прикупить. Сперва такого намерения у него не было, но раз уж зашёл…
Тем временем за прилавком разгорались нешуточные страсти. Какая-то баба, укутанная с ног до головы в платки и шали, тыкала костлявым пальцем в грудь дородной продавщицы, так что казалось, пышный бюст сейчас лопнет или сдуется, как воз- душный шарик.
— Дайте жалобную книгу! — кричала баба.
— Ой, да бог с вами, мамаша! У нас уже сто лет никто ни на что не жаловался! — примирительно начала было продавщица, но закончила категорично. — Вам что, больше всех надо? Нет у нас жалобной книги!
— Я у вас вчера купила сыр, а он весь в плесени и воняет!
— Боже мой, мамаша, это французский сыр с плесенью, его таким сразу делают и кушают потом!
— А вот на прошлой неделе я сыр брала, так там вообще от него ничего не было — одни дыры, точно мыши поели!
— Швейцарский что ли? Мамаша, ну вы прям как с Луны свалились, ей богу… Не нравится швейцарский, берите моцареллу, или вот, фета есть для греческого салата.
— А костромской?
— Какой-какой?
— Мой любимый сыр, костромской!
— Таких не держим. Ой, да отстаньте вы, ради бога! Что вы мне тычете своим пальцем, словно я холодец! И вообще, не загораживайте мне мужчину. Мужчина, вам чего? Пива?
— Э-э… — замялся Амурин, все ещё думавший про зябнущего мужика на улице. — Да-да, пива, светлого… И батон хлеба.
***
Амурин жил в двухкомнатной квартирке на пересечении Крестьянской и Пролетарской с женой Маней и двумя детьми, Танечкой и Алёшкой. Пошаркав перед дверью, он позвонил. Раз- дались шаги, и Маня, в халате и бигуди, открыла ему.
— Привет, — сказал он, поставив сумку, и нежно потёрся о её лицо шершавой щекой. Не успела жена ответить, как из комнаты выбежал Алёшка и бросился отцу на шею.
— Папа, а что ты мне в Москве купил?
Амурин обомлел: про подарки-то он и забыл! Надо было выкручиваться.
— Много-много всего купил. Столько, что пришлось отдельный самолёт просить, чтоб все подарки довёз…
— И где же он?
— Самолёт-то? Улетел… Но обещал вернуться… Вот уже скоро-скоро прилетит. Завтра…
— Зачем же ты его отпустил, с подарками? — недоумённо спросил сын. — Пеняй на себя, папа, если он завтра не прилетит… — И обиженно удалился.
— Я так понимаю, мой подарок в том же самом самолёте летит? — не без ехидства подхватила тему жена.
— Мань, да когда мне было в этой Москве по магазинам-то бегать? Я ж как в Домодедово приземлился, вышел из самолёта, так меня сразу в охапку и на этот, как его… Народный Форум… А потом гостиница, ресторан и снова самолёт. Дай отдышаться- то!
— То есть хочешь сказать, что и по бабам ты там тоже не шлялся?
— Мань, ну какие ещё бабы?!
— Вот что за мужики нынче пошли, даже по бабам им бегать некогда… Ладно, проходи на кухню, я тебе борща с пельменями наварила.
Амурин, раздевшись, виновато поплёлся за женой на кухню…
Вечером из школы вернулась учившаяся во вторую смену пятиклассница Танечка, и вся семья собралась за столом.
— Нас сегодня с уроков сняли с Катькой, — рассказывала дочка. — Мы должны были к Играм оформлять школьный Уголок Стабильности — взамен живого уголка, у нас же последний кро- лик ещё в прошлом году сдох.
— Да, помню, ты рассказывала, — кивал Амурин и не мог налюбоваться на свою умницу дочку. — А что вы там делали, в этом Уголке-то?
— Как что? — удивилась Танечка. — Я вырезала духовные скрепы, а Катька протирала идеологическую основу и расставляла по полкам моральные ценности. А ещё мы пели гимн Родины, положив руку на сердце, и несли почётную вахту.
— Какая же ты у меня молодец! — восхитился Амурин и, не сдержав нахлынувших чувств, по-отечески поцеловал дочку. — А ты знаешь, что завтра будет делать твой папка? Папка проплывёт по Амуру двадцать километров по течению со священным факелом — отгонять силы зла от Родины и добы- вать славу нашему Великому Государству! Вот он!..
И Амурин, достав из-под стола дорогой кожаный с золотыми бляшками футляр, бережно извлёк из него красивый серебристо-алый факел, ярко переливавшийся при свете лампы. Плавные линии изделия не лишены были изящества — настоящее произведение искусства. Вся семья благоговейно уставилась на факел в руках Амурина.
— Глядите, как блестит. На производство таких, я слышал, несколько миллиардов из бюджета потратили. Я за него головой отвечаю.
— Как же ты его поджигать-то будешь? — спросила Маня.
— Эх ты, деревня, всему тебя учить надо! Смотри, видишь, тут пимпочка есть. Нажмёшь на неё — и газ пойдёт. Прикуривай от Священной Лампады, а там с ним хоть до Охотского моря плыви. Тише все! — вдруг вскричал он. — Новости начинаются! Ну- ка, может, и меня покажут.
Маня метнулась за пультом и прибавила звук. На Самом Первом канале как раз проиграли заставку и показали лицо дикторши.
— В эфире вечерний выпуск программы «Известия», и с вами я, её ведущая, Мария Правдина, — сказала дикторша ледяным тоном. Амурина всегда очень возбуждал её голос. — Сегодня в выпуске. Главная новость дня. В Москве состоялся Народный Форум факелоносцев…
— Мань, смотри!!! Да не туда, вот сюда смотри! — завопил Амурин, тыча пальцем в экран, где показывали толпу участников Форума, машущих в камеру факелами.
— Да где же, где?
— Да вот, ты что, ослепла что ли?! Видишь, шапка торчит сбоку в кадре?! Это же я! — Амурин радовался как ребёнок.
— Батюшки, и правда ты! — глаза Мани заблестели от восхищения. — Это ж я тебе эту шапку у китайцев брала месяц назад. Бог ты мой! Дети, вашего отца по Самому Первому показывают! На работе рассказать — никто не поверит!
***
На следующий день посмотреть на заплыв Амурина собралось пол-Евангельска. Под торжественную музыку пламя факела от специально доставленной в город Священной Лампады возжёг сам губермейстер. Правда, получилось это у него не сразу: мешал разгулявшийся ветер. Однако в конце концов факел удалось зажечь, и Амурин в одних только фирменных плавках и шапочке «Боско», переняв факел из рук губермейстера, смело бросился грудью в набежавшую волну.
От ледяной воды у него чуть было не свело судорогой всё тело, но Амурин вспомнил, что на него направлено с десяток камер, на него смотрят его дети, жена, друзья и начальство, и утонуть на их глазах было бы как-то неправильно. Он не мог их подвести.
— Кришна любит всех нас, — прохрипел Амурин, вспомнив мужика в оранжевой простыне, и ему стало чуть теплее. Мощно заработав ногами и левой рукой (в правой он держал факел), Амурин стремительно понёсся по великой реке, преисполненный гордости за себя и свою встающую с колен страну. Довольно скоро он вообще перестал думать о холоде: сказались годы закалки на морозе. Течение несло его быстро, так что Евангельск вско- ре остался позади, а по обоим берегам Амура выстроились ряды сосен и пихт.
В десяти метрах от Амурина наравне с ним мчалась моторная лодка. На её борту были рулевой и оператор, бородатый мужик в шапке-ушанке с кокардой, снимавший на камеру его маленький подвиг. Что-то во внешности оператора показалось Амурину подозрительным, но времени приглядываться не было.
Примерно через час после начала заплыва в месте, отмечен- ном красными флажками, лодка подобрала Амурина и отвезла обратно в город…
***
На следующий день имя Амурина звучало на всех языках мира, а репортаж о его заплыве не посмотрели разве что грудные младенцы.
— Ну, брат, не ожидал от тебя такого! — проговорил Илюхин, едва у него прошёл безудержный приступ хохота. — Как это тебе удалось, ума не приложу?!
— Да не было этого, вот и всё! — отмахивался Амурин.
— Как это не было, когда кадры с тобой сейчас по всем телеканалам крутят? Илюхин ткнул пальцем в телевизор, на котором отчетливо было видно, как Амурин обеими ручищами мощно загребает седые воды Амура, а пылающий факел возвышается над водой, торча у него откуда-то пониже спины.
— Ну ты же сам видел, что я в руке его держал, а не в…
— Не-ет, брат, ты с больной головы на здоровую не перекла- дывай, ничего я не видел! Ты так далеко уплыл, что только факел и виден был…
— Переключи это! — Амурин злобно выхватил у бригадира пульт и переключил на «Державу 1». Но там тоже показывали его.
— В эфире «Новости» и я, Эрнестус Мецкавичус. Главная новость дня. Нестандартным подходом к возложенной на него миссии поразил всю страну фекало… простите, факелоносец из Евангельска Амурин. Совершая заплыв по реке в ледяной воде, он сумел почти двадцать километров держать факел не в руке, а в том месте, откуда растут ноги. Западные аналитики уже назвали акцию российского спортсмена самым эффектным пиар-ходом за всю историю Игр, Амурин назван Человеком Года по версии журнала «Men’s health», а бывший фронтмен группы «The Beatles» Пол Маккартни пообещал посвятить российскому пловцу свой следующий альбом.
Щёлк! Экран телевизора погас.
— Смотреть противно! — скривился Амурин, отбрасывая пульт в сторону. — Выставили меня на посмешище перед всей страной.
— Да какой посмешище, дружище! — замахал руками Илюхин, давясь от смеха. — Ты у нас теперь звезда. О тебе говорит весь мир! Так глядишь, Руленко тебя до бригадира повысит, а губермейстер премию вручит…
— Хорошо бы, конечно, премию, — пробормотал Амурин задумчиво. — Узнать бы только, кто мне такую подлянку подстроил, я бы его…
***
А в то же самое время в тысяче километров к югу в секретном бункере молодой выпускник Академии внешней разведки КНР сержант Си Цзиньшань отдавал рапорт:
— При проникновении на территорию выполнения задания с помощью нашей агентурной сети были успешно проведены мероприятия по внедрению меня в коллектив работников средств массовой информации в качестве видеооператора. В строгом соответствии с планом мною была произведена видео- съёмка объекта во время его заплыва вдоль государственной границы Республики, после чего полученная видеозапись с помощью средств секретной спутниковой телекоммуникации была мгновенно отправлена в наш секретный компьютерный центр, где её тут же соответствующим образом обработали с применением специального монтажного программного обеспе- чения. Копии обработанной таким образом видеозаписи с целью дискредитации в глазах мировой общественности проводимых русскими Летних Февральских Игр были разосланы во все крупнейшие СМИ планеты. Все действия совершались строго по инструкциям. Почему операция вызвала обратный эффект — не могу знать, это нуждается в дополнительном анализе.
— Будем считать, что операцию вы с треском провалили. Со всеми вытекающими последствиями. Пока свободны, сержант, можете идти, — выслушав рапорт, с плохо скрытой угрозой проговорил пожилой генерал разведки Ли Янсунь и устало потёр пальцами морщины под глазами. — Так, что там у нас дальше?.. Капитана Чи Конквана ко мне!
Чеканя шаг, в кабинет вошёл молодой человек, на первый взгляд, как две капли воды похожий на предыдущего.
— Ну что, капитан, — зловеще произнёс генерал, — докладывайте о ходе операции «Яма».
— Слушаюсь, генерал! Внедрение группы наших глубоко законспирированных агентов в коммунальные службы пограничного города с труднопроизносимым названием…
— Евангельск, капитан. Продолжайте…
— …прошло как нельзя гладко. Никто ничего не заподозрил, хотя благодаря самоотверженным усилиям наших доблестных разведчиков городское хозяйство доведено до полной ручки. Теперь операция вступила в завершающую фазу: вчера закончились работы по раскопке гигантского котлована в самом центре города…
— Объясните тогда, — сорвался в крик генерал, — почему, вопреки нашему хитроумному плану, население города не возмутилось головотяпству своих местных властей, не устроило акций протеста, почему оно словно не замечает всех возник- ших из-за ямы и раздолбанного асфальта неудобств и проблем? Почему в этой яме оказываемся мы, а не они? На что тогда мы тратим выделяемые нам огромные деньги? Кто за это ответит?..
Из кабинета ещё долго раздавались негодующие возгласы пожилого генерала, так бесславно завершавшего свою прежде блестящую карьеру…
13 января 2014, Москва
