Жёлтый дьявол. Том 2. Гроза разразилась. 1919 год. Глава 27. Инкогнито
Глава 27-ая
Инкогнито
1. Пока не поздно
– …Колчак уже давно на колесах… и в руках чехов. Он не популярен. Дни его правительства сочтены. Императорская Япония хочет иметь в своих руках все козыри в будущей грандиозной игре за овладение Сибирью.
Пауза. Острый взгляд через очки Мацудайры. Чуть улыбка.
– Кто знает… Может-быть, мы заложим новый фундамент новой русской истории – будем их новыми «варягами». – Они же привыкли к этому…
– Монархия?.. – Мацудайра сомнительно качнул головой.
– Да. А что?.. На этот пост найдется у них много дураков…
– Дураки найдутся… но…
– Удержатся ли – думается…
Пауза. Торжественно:
– Почти решено – Генро согласно послать армию в глубь Сибири, если понадобится… до Москвы!..
– Тогда?..
– Может-быть… да!
– Да? Если еще не поздно…
– Да!
Другой разговор там же:
– Вы будете в Иркутске подчинены полковнику Мацудайре.
– Слушаюсь, господин полковник! – и семь бритых затылков кивком головы и приседанием выражают свою полную готовность.
– Сегодня в ночь с экспрессом вы выедете в Иркутск. Там – вот адреса. Деньги – по этому чеку. Все. Можете идти.
Семь приседаний, улыбок и вышли.
Таро садится и углубляется в изучение стратегической карты Западной Сибири.
2. Камера № 113
Волчок. В из коридора в него посмотреть, видно стол у стены, кровать, скамейка. Еще видно – широкая спина и склоненная над столом кудрявая черная голова. Больше ничего.
Хлопнула створка волчка – закрылась.
Опять шаги по длинному каменному коридору тюрьмы и звон ключей.
Смена. Разговор.
А потом вечер и поверка.
Звон замков и грохот открываемых железных засовов дверей…
– Встать, смирна-а!
Арестант обернулся, встал – крупные черты черного лица, заросшего волосами, большие круглые очки в роговой оправе.
Захлопнулась дверь, засов, звон замка – и шаги по коридору к следующей камере.
– Откуда этот еврей? – на ходу новый начальник тюрьмы.
– Лейер?.. – говорит – из Западной Сибири… Коммерсант… Арестован по подозрению в большевизме. Ждут – кто-то должен приехать из Омска, опознать его… Есть подозрения – большой комиссар, большевик. Я у волчка ухо…
Все слышал обитатель камеры № 113 Иркутского Централа.
Ночь. Тихо в тюрьме.
В камере № 113 щелкнул волчок и белый пакетик на пол.
Опять тихо.
Арестант обернулся – увидел. Неслышно подошел.
…будь настороже. Но офицер, опознавший тебя, устранен: он не приедет в Иркутск. Берегись провокации. Жди – скоро Иркутск будет наш. 5-я Советская армия уже за Красноярском. Колчак под охраной чехов, читай – под арестом, – удирает в Иркутск.
Шамов.
– Он знает. Откуда… Но все равно – хорошо… – и сейчас же спичку и, горит, тихо, медленно закручиваясь, записка. Сгорела. Только серой паутиной на пол. Никаких следов.
– Значит, – он здесь…
3. Эсэр и революционер
– Ну, господин губернатор, – и Шамов в упор на Яковлева.
– Ну-те… – волосатой длинной рукою по рыжей бороде, а глаза через золотую оправу очков: – ну-те…
– Ваша карта бита…
Тонкой Иисусовой улыбкой Яковлев смотрит через очки, ждет.
– …и нам нужно от вас только одного – вы должны немедленно сменить банду Красильникова от тюрьмы надежной охраной, которая могла бы гарантировать неприкосновенность политических заключенных Иркутского Централа в момент переворота… – Шамов остановился.
– И… – Яковлев вопросом.
– И… мы вам гарантируем свободный выезд из Иркутска…
– А сдача дел губернии…
– Э… какая там сдача… Теперь революция… Да и что вам сдавать? Грехи ваши… Для этого существует Ревтрибунал…
Яковлев ухмыльнулся… – зрачки глаз чуть-чуть сузились – насторожился.
– Ну, зачем же… так страшно… Ведь пока – я еще губернатор…
– Бросьте шутить… – мы не дипломаты… Вы могли Колчаку строить глазки… но мы люди простые… Я вижу – вы затягиваете время… Говорите прямо: да или нет.
– А гарантия моей неприкосновенности.
– Сразу бы и говорили, а то… – махнул рукою, подумал: «неисправимый эсэр»… Вслух: – Гарантия… В революционное время трудно давать гарантии… но все-таки… пока я здесь – вы можете спокойно выехать… Но предупреждаю – поторопитесь…
– Это – вся гарантия!
– Да – все…
– Хорошо, будет сделано… – Яковлев – встал. Сухой, длинный, сутулый.
Шамов – также.
Они смотрели друг на друга.
Враги, заключившие перемирие…
Яковлев это отлично понимал, недаром же он славился по всей Сибири своей тонкой любезностью и иезуитством. Всем богам служил – даже Колчака облапошил.
Шамов смотрел прямо и просто.
4. Опоздали
Тук… тук-тук-тук… тук-тук… – в стену утром чуть свет кто-то выстукивает.
В камере 113 прислушивается… Начинает разбирать: то-ва-рищ Кра-сно-ло-бов…
«Провокация, – думает. – Надо молчать».
Не отзывается.
Опять стучат: – …в г-о р-о-д-е п-е-р-е-в-о-р-о-т…
Не верит.
– …У н-а-с с-ме-н-и-л-и о-х-ра-н-у… С-к-о-р-о б-у-д-у-т в-ы-п-у-с-к-а-т-ь…
Слушает – молчит. А в голове молнией: «неужели воля»… И хочется обеими руками стучать по стенам.
– Так… Скорее…
Но тверд арестант камеры 113.
Молчит.
И вдруг в коридоре шум: одна за другою хлопают двери, гремят засовы и доходят до камеры 113.
С шумом открывается…
– Товарищ Краснолобов!?. – и Чудновский, маленький, юркий, схватил его за руку и тащит к дверям… – На волю… Меня за вами послал Шамов…
А в тюремной конторе, в графе, где стояло: «Камера № 113 Арестант Лейер», он, уходя, четко расписался: «Краснолобов».
Новый начальник тюрьмы с любопытством во все глаза на него.
Проводил взглядом до самых дверей…
– И никто не знал!!. – только и вырвалось у него: – замечательно?..
К Иркутскому вокзалу подлетел со стороны Маньчжурии экспресс.
Волны пассажиров на перрон.
Кучка японцев с саквояжами из спального вагона. Вышли – и прямо уперлись в огромное объявление:
ИМЕНЕМ РЕВОЛЮЦИИ
И подпись: Политический центр.
Один из японцев ткнул тростью в объявление:
– Опять у них революция…
Все переглянулись.
И тот же добавил по-японски:
– Опоздали…
– Боршуика!.. – другой скрипнул золотыми зубами. Все присели.
Продолжение следует...
